Отправлено: 20.07.11 16:19. Заголовок: Автор: Вика

Автор: Вика
Бета: Elfa Avlerka
Название: Забери меня
Пейринг: КВМ
Жанр: Angst, Romance, POV, OOC (возможно)
Рейтинг: R
Статус: в процессе
Отдельно спасибо: forget-me-not
От автора: эх, как в первый раз!..
Муза: Музыка БИ-2 в исполнении симфонического оркестра
Музы:Elfa Avlerka, Failen, buratinka

Все, что в прошлое одето,
Не умею и не буду…
Если вспомнишь рядом где-то,
Забери меня, забери меня отсюда.
Это ветер все растратил,
Невпопад из ниоткуда.
Если вспомнится некстати,
Забери меня, забери меня отсюда.
Все, что сам себе ответил,
Я нечаянно забуду.
И теперь никто не третий,
Забери меня, забери меня отсюда…
(БИ-2 - Забери Меня)

---

Подарки!..

Оля Elfa Avlerkaподарила обложку к моему фику




Оленька Elfa Avlerka подарила не просто ещё одну умопомрачительную обложку, она подарила мне чудо-чудное, диво-дивное

---

От автора:







Комментарии

И да, автор, как всегда, против размещения данного фика где бы-то не было без его ведома!!!
Приятного чтения!

 Отправлено: 20.07.11 16:20. Заголовок: 1. И то, что было, ..

1.

И то, что было, набело
Откроется потом…


- Жека, уймись! У меня телефон! Надо ответить! – И кто только надоумил Алёхину освоить ударную установку?! У Рыжика же тормоза начисто отсутствуют!.. – Мама… Привет.
- Здравствуй, дочка. Ты можешь сейчас говорить? – Сквозь сухие интонации четко слышалось волнение.
- Да, - с трудом выдавила я из себя, погружаясь в круговорот жутких мыслей. Почувствовав на себе требовательный взгляд навязчивой подруги, поспешила ретироваться из студии в направлении туалета. – Мам, я тебя внимательно слушаю. – Тишина в ответ лишь подпитывала неведомое ранее дурное предчувствие.
- …
– Что-то с дедом? – устав выслушивать дежурные вопросы, прокричала я, задыхаясь спертым воздухом.
- Нет, не с ним.
- С отцом? С тобой?! Господи, неужели с Серёжей?.. – Умывшись ледяной водой, в экстренном порядке начала обыскивать карманы на наличие хоть одной сигаретки. Моя собеседница лишь тяжело дышала, украдкой перешептываясь с кем-то. – Мам, ты же знаешь, насколько плотный у меня график, но если это необходимо, я приеду. Вырвусь на пару дней! – Глубокая затяжка отпустила меня из оков нервного напряжения и рассеяла непривычное чувство страха.
- Приезжай. Бросай всё и приезжай.
- Мам, да что стряслось?!
- Лена, приезжай и всё узнаешь. – Ну как ей объяснить, что на эмоциях я погорячилась?! Не могу я бросить то, над чем так трясусь. Да пусть хоть война с цунами одновременно – ни один апокалипсис не лишит меня того, к чему я на локтях из последних сил ползти не перестану. - … Случился рецидив. Ещё одного его организм не выдержит. Нужна операция. И только от тебя зависит… - Закрыв глаза, я вдруг поняла, что мама вкратце пересказывает историю болезни какого-то мальчика. Моё сознание с трудом вырвало из потока информации пару случайных фраз, где-то хлопнула дверь, и всё встало на свои места.
- Мам, у Серёжки лейкоз? – А я для него идеальный донор. Да гори оно всё синим пламенем!
- Лена, твой брат здоров, речь идёт о твоём сыне.
- О ком?
- Миша – ваш со Степновым общий ребёнок, если ты не забыла.
- Мам… – Подбородок задрожал, и вскоре я почувствовала привкус соли на губах.
- Однажды ты уже приняла верное решение, дав ему жизнь.
- Я приеду…
Никому ничего не сказав, не замечая лепетаний Алёхиной, сорвалась с репетиции, дома без разбора наполнила спортивную сумку одеждой и прочим необходимым барахлом, надела очки, скрывающие пол-лица и, выключив мобильник, скрылась на такси в одной мне известном направлении.
Купила последний билет на ближайший рейс и, пройдя регистрацию, начала опустошать одну чашку кофе за другой. А когда самолет уже взлетел, я вдруг вспомнила, что не видела их больше четырех лет.

- Кулёмина, сходи к врачу! Обследуйся! Может с тобой что-то серьезное! – со знанием дела ворчала Алёхина, измеряя мне давление.
- Женька, это всё из-за переезда. Пройдёт ещё немного времени, и мой организм прейдет в норму, - прокряхтела я, устав от назойливых взглядов девчонок.
От меня не скрылось, как, переглянувшись, они тяжело вздохнули практически хором, после чего, низко опустив головы, о чем-то глубоко задумались.
- Лена. - Как бы это ни было странно, но Липатова оказалась смелей остальных. – Мы с девочками посоветовались, - театрально закатив глаза, она вновь вздохнула, собираясь то ли с мыслями, то ли с силами: - Наблюдая за тобой, мы решили… Возможно, ты беременна.
- Бред! – заключила я, успокоившись после приступа истерического смеха. - Девочки, и каким только образом в ваши светлые юные головки могла прийти эта мысль? – Сарказма мне было не занимать. – Последние месяцы я обнимаюсь исключительно с гитарой и, более того, на сквозняке не сижу! – Сама удивлялась, откуда только силы брались ехидничать.
- Это нас рассудит, - ухмыльнувшись, Натаха всучила мне небольшую продолговатую коробочку. Будучи уверенной в своём скором триумфе, я послушно направилась в туалет.

А потом бесшумным, нескончаемым потоком полились слёзы. Так в один день я отревелась за все свои девятнадцать лет. Ещё тогда, в полубессознательном состоянии, я понимала, что поздно, слишком поздно… Что с моим отрицательным резус-фактором это просто недопустимо! Воспоминания о последней ночи в Москве окончательно добили меня. Я проклинала Степнова, ненавидела, но при этом впервые в жизни жалела саму себя – сквозь слёзы я только и могла видеть, как моя карьера полетела в тартарары, а думать надо было совсем не об этом…
Девочки, показав свои истинные лица, поставили перед Дмитрием Геннадьевичем вопрос о моём уходе из группы. Но продюсер, оправдываясь тем, что мы и наша история – это и есть наша «фишка», сказал прямо, что работать с «Ранетками» он будет только в данном составе. На чем тема была закрыта.
В личной беседе со мной он объяснил, что в другой ситуации поступил бы иначе. Но тогда ближайшие полтора года кроме занятий с педагогами: обучение языку, вокалу, музыке, кропотливой работы над репертуаром и образом группы нам не светили никакие гастроли и ротации, у него было единственное условие – мой отказ от ребёнка при рождении, и чтобы эта история никоим образом не просочилась в прессу. Если бы я могла подумать, что его доброта – побочный эффект эгоизма.
Я не могу сказать, что беременность протекала тяжело. Скорее, это было невыносимо. Из всех девчонок с долей участия и поддержки ко мне относилась только Нюта. Этой, по сути, совсем ещё маленькой, брошенной всеми когда-то давно девочке было безумно жаль обреченного на одиночество мальчика. Я же старалась не привязываться к ребёнку. Внешне, по крайней мере, выглядело это настолько убедительно, что врач на очередном из приемов заявила, будто из меня бы вышла неплохая суррогатная мать. Знала бы она, что творилось в моей душе в тот момент. Да что она, если мне саму себя понять не удалось?..
Имя Майкл новорожденному дали медсестры. Не знаю, чем уж они руководствовались, но в моём подсознании прошла чёткая параллель: Виктор Михайлович – Михаил Викторович. Сына я впервые увидела в день выписки. Меня моментально прошиб холодный пот. Нет, это не пресловутый материнский инстинкт. Это был какой-то первобытный, животный страх. Маленький мальчик посмотрел на меня глазами своего отца. Если и раньше я не хотела оставлять его в Штатах, в чем меня поддерживал продюсер, то в тот момент во мне созрело чёткое решение: Степнов имеет право сам воспитывать своего ребёнка.
Спустя месяц мы уже были в квартире Новиковой. Подвергать подобному стрессу деда было чревато не самыми приятными последствиями.

- Ты? – Степнов в оцепенении застыл на пороге, когда после длительных, телефонных разговоров с Леркой, убедившей его прийти, дверь ему открыла я.
- Проходи, нам надо поговорить. - Избавляясь от верхней одежды, он смотрел на меня столь жадно-ласкающим взглядом, что, не выдержав, я ушла на кухню и, включив вытяжку, закурила.
- Лен, - присев за стол, позвал меня чуть слышно.
- Не говори ничего. Прошу, выслушай и постарайся понять меня. Нашей последней ночью… Вить, той ночью я забеременела, а узнала об этом слишком поздно. – В одно мгновение его лицо осветило множество чувств и эмоций. Ему даже показалось, что я вернулась – это четко читалось во взгляде мужчины. Но вскоре, едва сдерживая злость, он заскрипел зубами. – Сначала я хотела написать отказ, но ты просил у меня ребёнка уже тогда, когда мы только начали жить вместе, хоть и было слишком рано. Пойми, у меня нет ни желания, ни возможности воспитывать его. Главное для меня – карьера.
- Хм, Кулёмина, помнится, последние месяцы нашей совместной жизни ты регулярно наставляла мне рога в обществе Васи! Так мой ли это ребёнок? – ухмыльнувшись, он встал и, отобрав у меня сигарету, затушил её, после чего открыл окно. Тем временем внутри я только и ждала, когда он мне по лицу съездит.
- Думай обо мне что хочешь! Но если и тебе ребёнок не нужен – замечательно! Государство накормит, обует, оденет, на ноги поставит! – от моего крика, младенец проснулся и заревел. Кинув на меня осуждающий взгляд, Степнов направился на звук.
Когда я вошла в комнату, он держал на руках вмиг угомонившегося сына и, казалось, боялся вздохнуть.
- С ним Лерка пока посидит, а нам необходимо документы оформить.
- Как назвала? – не сводя взгляда с крохотного лица, прошептал охрипшим голосом.
- Миша.
- В честь моего отца? – скользнул по мне благодарным взглядом.
- Да, ты много о нём рассказывал. Вить, поехали…
***
- Ты даже с дедом не повидалась… - Спустя пару дней Степнов провожал меня на самолёт.
- У него не такое сильное сердце, как у тебя, - невольно в полу-шутку прикоснулась к его груди. – И вообще, хотела тебя попросить, чтобы об этой истории не стало известно кому-то ещё.
- Лен, понимаю всё, но что я людям должен говорить? Всё равно же спрашивать будут.
- Ну, не знаю. Скажи, что была случайная связь, и девушка умерла при родах, а ты не мог бросить ребёнка на произвол судьбы. Это похоже на тебя, тебе поверят.
- Как у тебя всё просто!.. – Тяжелый вздох предвещал бурю, но, переведя взгляд на табло, Витя успокоился. - Ладно, Ленка, удачи тебе. Обещаю, ты о нас и не вспомнишь, - попытка улыбнуться лишь добавила его бархатистому голосу горечи.
- Спасибо. Вот держи, - протянула ему конверт с банковской картой. – Буду вам деньги отправлять. Степнов, не надо так злиться. Я знаю, какая у тебя зарплата и насколько дорога жизнь в Москве, а ребёнок - это особая статья расходов, к тому же пока он маленький, вам нужна будет помощь няни. – Нехотя он всё же засунул конверт во внутренний карман куртки. - Прощай… - махнув рукой, опустила на глаза со лба черные очки и побрела к огромной железной птице, что должна была унести меня прочь от ошибок прошлого.

 Отправлено: 23.07.11 13:59. Заголовок: 2. «Я сбыл мечты и ..

2.
«Я сбыл мечты и откровения.
В руках судьбы
Моё спасение…»

Наткнувшись в аэропорту на группу взбудораженных подростков, сразу заподозрил неладное. И не ошибся. Как только мой взгляд выцепил в толпе высокую сутулую фигуру, моментально раздались радостные и не совсем адекватные вопли.
- Могла их и за океаном оставить! – натянув на светлую макушку капюшон, схватил Кулёмину за предплечье и, прикрывая собой, потянул сквозь толпу к припаркованному неподалеку автомобилю. Путь нам освещали вспышки камер. Осознавая, что это лучи заката её карьеры, Ленка зло сопела. Да я же ей еще тогда говорил, что мы друг другу не подходим, а она упрямая! Убедилась только тогда, когда опытным путём проверила. Но сейчас не играет роли, кто кого предал, главное – сына спасти.
- Он в реанимации? – раздался сухой голос под звук заводящегося мотора.
- Нет. - Я кожей почувствовал её требовательный взгляд. – Состояние нормализовалось, но Мишка продолжает находиться в медицинском центре. Необходим ещё один курс химиотерапии, после чего будет решаться вопрос об операции. Донора уже ищут…
- Смысл? Смысл его искать, если идеальным донором могут быть либо брат, либо сестра?! Причем родные! – Ленка начала истерить, а я только сильнеё сжал руль автомобиля её отца.
- Именно поэтому ты здесь.
- То есть?.. – настороженно застыла в ожидании подтверждения собственных догадок.
- Вера, конечно, поговорила бы с тобой деликатно, осторожно и грамотно, но ясно, как день, ты бы заерепенилась. Я же не потерплю твоих капризов.
- Степнов, ты о чем? – заметив, что я свернул не на ту дорогу, она была готова хоть сейчас выпрыгнуть из машины, словно я маньяк какой-то. – И куда мы едем?
- Я снял номер в гостинице.
- Степнов… Нет. Нет! Слышишь?!
- Ты родишь от меня второго ребёнка.
- Нет!.. Так. Стоп. А есть же процедура искусственного оплодотворения: возьмут мою яйцеклетку, твой донорский материал, вырастят в лаборатории эмбрион, а потом подсаживай его любой здоровой тетке! – Всё-то она знает! – И я вообще не нужна!..
- Кулёмина, в среднем от сдачи анализов до беременности проходит полгода. А я не намерен попусту тратить время. – Ленка уткнулась лицом в колени – демонстрировать свою слабость слезами она никогда не любила. – К тому же не по моей зарплате подобные излишества. - Знаю-знаю, какая мысль проскочила в её голове. Она, должно быть, готова отдать все свои миллионы, лишь бы обо мне впредь не слышать, не то что… - Приехали! – Не поднимая головы, Кулёмина не спеша поплелась за мною следом.
Пока я беседовал в прихожей с администратором, Ленка прошла в комнату и включила телевизор, выставив далеко не самую низкую громкость. Выпроводив наконец-то навязчивого мужика, я прошёл вглубь номера.
- Надеюсь, полностью раздеваться не обязательно. – Она стояла передо мной в короткой светлой футболке и полосатых носках. Покачав головой в знак согласия, я стянул свитер, после чего принялся за пряжку ремня.
- Стоп! – Напряженный девичий взгляд забегал по комнате. – Степнов, тебе же нужно, чтобы я забеременела?
- Ну…
- Я принимаю противозачаточные.
- Кулёмина!.. – Глухой удар об стену, и кровь засочилась на костяшках моей правой руки. – Одевайся! Чего стоишь?!
Дорога до дома её родителей, казалось, длилась вечность. Кулёмина была нема как рыба, а я всё ждал взрыва: эмоций, истерики, упрёков… Ни-че-го. Ти-ши-на. А от того ещё страшнее, поскольку понятия не имеешь, что за мысли роятся в её голове.
По приезду Ленку определили ночевать на жестком диване в комнате брата, поскольку гостевая комната уже не один месяц была моим пристанищем. Отказавшись от ужина и сославшись на явно мнимую усталость, она, и парой слов не обменявшись с матерью, сразу отправилась спать. Значит, излишние доводы, подтверждающие необходимость её приезда, не нужны.
Я же попросил Веру показать Ленку специалисту – пусть хотя бы сдаст самые элементарные анализы. Какие бы то ни было осложнения ни к чему.
А следующим днём столкнулся с ней нос к носу в больнице. Я в спецформе и со шваброй, и она: при параде и с бланками.
- Привет, что врачи говорят?
- Что они могут сказать? Обследование назначили… - скривила недовольную гримасу, Мишка тоже так часто делал до болезни, если был чем-то рассержен. – А ты чего это так вырядился?
- Санитаром работаю. - Твоих родителей не объел. – Слушай, ты случайно не заблудилась?
- Понятия не имею, где тут у вас кровь из пальца берут! Может, проводишь? – Взяв из её рук направления, направился к лифту. Она молча последовала за мной.
Кабинет за кабинетом, анализ за анализом, а я почему-то так и не решился бросить её в этой эстафете. Когда все наконец-то закончилось, совершенно вымотанная Кулёмина изъявила желание выпить чашечку кофе. Припоминая, насколько людно бывает в ближайшем кафе, самопроизвольно пригласил её в ординаторскую. Она не отказалась.
- Степнов, а ты сам сдавал анализы на совместимость? – медленно размешивая сахар в чашке, она и взгляда на меня не подняла.
- Все родственники сдавали. Так что твоя способность донорства маловероятна, – поднявшись с кушетки, я подошел к ней. – Лен, мы бы не стали дергать тебя попусту! И да, я осознаю, что в очередной раз пустил твою жизнь под откос! Но плевать я на это хотел! Гори оно всё синим пламенем: и карьера твоя, и группа, и Америка эта чёртова! У меня сын… понимаешь, сын у меня умирает!..
- Не умрёт! Обещаю, я рожу донора для твоего сына.
- Кого ты родишь, Лена?! – В кабинет ворвался смутно знакомый мужик.
- Митя… - Не зря говорят, незваный гость хуже татарина. – Зачем ты приехал?
- Вообще-то за тобой! – От этой фразы я как-то напрягся и даже привстал, осознавая, что единственная надежда на исцеление Мишки может улетучиться. Костьми лягу, а Кулёмину не отпущу! Пока не родит, ни на шаг от меня не отойдет!
- А как ты меня нашёл?
- И ты спрашиваешь, как?! – зловеще зашептал мужик, нависая над Леной, от чего готовность вступиться за неё лишь нарастала во мне с каждой секундой. – Думаешь, не сказала ничего, телефон отключила – и можешь спать спокойно?! А то, что весь интернет блещет заметками о твоём прилёте в Бёрн, ты, наверное, и не знаешь! Правильно – тебе не до того! Ты в компании какого-то деревенщины позируешь на камеры: то в аэропорту он тебя встречает, то вы вдвоем входите в гостиничный номер!.. Хелен, что ты себе позволяешь?! – Меня аж как-то скрутило от сценического псевдонима Кулёминой. – Мало того, что ты людей подставила, так ещё и мне публично рога наставляешь!
- Всё сказал?! Сядь и успокойся! – В её голосе слышалось абсолютное хладнокровие, от которого у меня закралось сомнение об идиллии их отношений. – Вить, дай ему воды.
- Кстати, это он! – В «благодарность» мужик окинул меня презрительным взглядом.
- Даже не думай! - сиюминутно отреагировала Лена, когда он направился в мою сторону. – Ты дерешься гораздо хуже! – На меня бы вряд ли подействовала эта же фраза столь усмиряюще, как на него.
- Но тогда объясни мне, что происходит!
Кулёмина в общих чертах поведала ему историю болезни нашего сына, реакция на что была вполне даже ожидаемой.
- Я так и знал, что эта история всплывёт рано или поздно. Послушай, ты отказалась от ребёнка и тебя ничуть не заботила его судьба. Не верю, что в тебе проснулись материнские чувства. – Лена лишь украдкой кинула на меня виноватый взгляд. – А самое главное, при таком диагнозе скорая кончина неизбежна. – И тут уже я стал мало походить на уравновешенного и здравомыслящего человека – в любую секунду был готов вцепиться ему в глотку. – Так стоит ли разыгрывать из себя благородство, жертвуя карьерой?
- Мишу можно спасти, нужна пересадка костного мозга, - отозвался я.
- Извините, не знаю, как Вас зовут, донора уже нашли? – Не находя ответа, я перевел взгляд на окно. – В таком случае, не пониманию, необходимость присутствия здесь моей жены. - Он начал хаотично перемещаться в тесном кабинете, отчего воздух стал более спёртым, а в голове эхом отбойного молотка завибрировала несусветная боль. – Вы хоть понимаете, в насколько неловкой ситуации оказалась Хелен по Вашей милости?! Пострадала репутация не только её, но и всей группы, да и в наших личных отношениях назрело некое напряжение.
- Плевал я на вас всех! Мне сына надо спасти! Именно Кулёмина родит донора для моего ребёнка! – Мужик несколько опешил, но всё же собрался что-то возразить. – Оставь своё мнение при себе! – предупредил его я.
- Хелен, дорогая… - он не мог подобрать слова, хотя вероятно, за внешней растерянностью, умело скрывал холодный расчёт. – Поехали домой. Ну, зачем тебе участвовать в этом балагане? – Ленка смотрела на него исподлобья и молчала, ни один мускул её лица не дрогнул. Она уже приняла решение. Единственно верное решение. – Помнишь, я говорил о твоей сольной карьере? Может, пришло время?.. Эта шумиха в прессе – отличный пиар! Это сыграет нам на руку!
- Ты меня ничем не подкупишь. Уезжай.
Пробурчав что-то с досадой себе под нос, он удалился.
- Не пожалеешь? – присев на корточки перед Ленкой, я с трудом поймал её отвлеченный взгляд.
- Свои самые большие ошибки я совершила гораздо раньше. – Едва пошатнувшись, встала, обошла меня, поставила чайник, навалилась на стену, скрестив руки на груди. Сам же я занял её прежнее место.
- Он так быстро тебя нашёл…
- Мы приезжали сюда вместе – я его с родителями знакомила. – Настолько всё серьезно, кто бы мог подумать! Обо мне Вера с Никитой узнали только когда я им больного внука привёз, моля о помощи.
- Вы расписаны? Или как это у вас в Америке – обручены?
- Только помолвлены. Вить, это всё не важно.
- А что важно?
- Я хочу увидеть сына.
- Нет.

 Отправлено: 25.07.11 14:23. Заголовок: 3. И луна, как стекл..

3.
И луна, как стекло
Hе любила, не грела.
Никого не ждала,
Ничего не хотела…

Честно говоря, я ожидала, что так будет. Просить, умолять, требовать – это всё бессмысленно. Он же в своих решениях тверд, как кремень. Нет - значит нет. Просто вернёмся к этому разговору чуть позже. Главное – на рожон не лезть, не закричать вдруг на эмоциях, что я, мол, имею право, что Мишке мама нужна. Может и нужна, но только не такая. Да и ошарашит его подобная новость, а промолчать, не прижать к себе, не зареветь вряд ли смогу. Впрочем, какая к черту разница?! Степнов же сказал: «Нет!»…
Сквозь далеко не радужные мысли до моего сознания долетел звонкий детский смех – отец привёз Серёжку из санатория.
- Ленка! – Счастливые зелёные глаза, лучистая улыбка, и меня крепко обнимают маленькие мягкие ладошки. – Папа сказал, что ты надолго приехала! Это правда?
- Серёж, а наш папа когда-нибудь врал? – не удержалась и поцеловала его в лоб, а потом прижалась щекой к его румяной теплой щечке.
- Значит, ты научишь меня играть в футбол?
- Без вопросов! – И воздух вновь наполнился беззаботным, радужным смехом – в семье только мы с Серёжкой боимся щекотки.
- Ленка, перестань! – запрокинув голову, от чего его длинная светлая челка разлохматилась. Братишка смеялся и отбрыкивался ногами.
- Серый, пошли на кухню, проверим, что там у мамы с ужином! – щёлкнула его по носу так, совсем как меня кто-то очень давно…
- Прокатишь на спине?
- Ну, забирайся.
В коридоре столкнулись со Степновым. Тот кинул на меня осуждающий взгляд. Да знаю я, что Серёжка тяжеловатый! Так я же еще не беременна! Зачем так злиться?!
- Дядя Витя, привет! А Мишку выписали? – Беззвучное, усталое и горькое «Нет» в ответ. – Зато моя сестра приехала! Помнишь, я тебе о ней рассказывал? Знакомься, Ленка.
- Знакомы.
- Ленка, поехали уже на кухню – есть хочу! – выдернул брат меня из ступора.
За круглым столом сидела между Серёжкой и Степновым. Ухаживая за братом, чисто машинально наложила салат и Вите. Он пробурчал невнятное «спасибо» и положил на мою салфетку два ломтика хлеба – всё ясно, взял под контроль мое питание! Наверное, уже и режим дня расписал. Если и будет обо мне заботиться, то исключительно, как о живом инкубаторе!
После ужина Серёжка вытащил меня во двор, следом за нами вышел Виктор. Он сидел на скамейке и наблюдал, как мы гоняли мяч.
- Лен, к тебе гость, - крикнул он и указал взглядом на подъехавшее такси.
Паснув мяч брату, я направилась к воротам.
- И чего ты ещё не уехал?
- Решил вот с тобой поговорить. Знаешь, я тут поостыл… и решил, что и ты образумилась. Поехали домой, – ухватив под локоть, Дима потянул меня к машине.
- Нет! – вырвалась я, оттолкнув его.
- Хелен…
- Нет! И перестань меня так называть!
- Пойми, тебе некуда будет возвращаться. Не приобретя ничего, ты потеряешь всё: карьеру, деньги, друзей, меня. Поверь, жалкая жизнь мальчишки этого не стоит! – В то время как он попусту сотрясал воздух, я периодически оглядывалась на перепуганного Серёжку. К слову и Степнов стоял рядом с ним, наблюдая за происходящим уж как-то слишком напряженно. Он тоже боялся. Боялся, что я сяду в машину.
- Уезжай, - хмурясь от лучей заходящего солнца, я смотрела куда-то мимо Димы и собиралась с усилием воли, впервые собираясь солгать ему: - Во-первых, не тебе назначать подобные цены, а во-вторых… Поздно что-либо менять. Я беременна. – Мгновенным ответом стал удар. Степнов только и успел, что подхватить меня. Дима же немедля скрылся в автомобиле, который увёз его, по всей видимости, в аэропорт.
Степнов усадил меня на крыльцо. Серёжка прижался ко мне, гладил по плечу и что-то шептал – ему было обидно за сестру.
- Виктор, не понимаю, где ты был в этот момент?! – Из дома с аптечкой выбежала мама. – Дочь, скажи, он и раньше тебя бил? – Я лишь вздрогнула от боли, когда она начала обрабатывать на моей щеке ссадины, оставленные подаренным мною перстнем. – Так бил?
- Вера, оставь Лену в покое! – вмешался отец. - Она взрослая. Думаю, сама во всем разберётся. – Зря он. Может мне, как никогда раньше, нужна их забота.
Вскоре родители с братом зашли в дом и мы со Степновым остались наедине.
- Так бил? – повторил он мамин вопрос.
- Ну, дрались пару раз. – На этих словах вновь вышла мама со льдом в руках.
- Ты хоть сдачи то давала? – Он взял из её рук полотенце и сам приложил к пострадавшей щеке. Хлопнула дверь, и мы снова остались одни.
- Конечно. Зря что ли ты мне удар ставил. – В ответ он лишь хмыкнул как-то устало, глядя вдаль поверх меня.
- Что ты ему сказала?
- Сказала, что беременна. – У Степнова самопроизвольно опустились руки. Выбросив полотенце, он взъерошил свои вихрастые волосы и, громко выпустив воздух, наклонил голову.
- Мужика твоего понимаю, - не поднимая головы, прошептал он, словно что-то вспоминая. - Тебя – нет! Зачем ты солгала?! Не было же ещё ничего! – резко подняв на меня яростный взгляд, зашипел он осипшим голосом.
- Чтобы не передумать. - Да, вот так оборвала себе все пути-выходы, чтобы нечего было терять.
- Он очень сильно зол на тебя. – Интересно, неужели, сильнее Степнова? Вряд ли…
- Зачем ты об этом думаешь? Тебе же главное, сына спасти.
- Да потому что знаю, что с тобой, Кулёмина, каши не сваришь! Это ты сегодня играешь! Великую мученицу из себя изображаешь, а завтра тебе это наскучит – и ищи свищи ветра в поле!.. – Он уже откровенно злился, а я чувствовала, что вскоре соседи родителей наконец-то поймут, насколько могуч великий русский язык. В принципе, их морально-нравственное состояние меня заботило мало, куда больше интересовала возможность скорого появления на моем фейсе второго фингала.
- Степнов, я прекрасно знаю, как ты ко мне относишься, но давай ты не будешь изводить меня своими истериками! Хорошо?!
- Лена!..
- Степнов, я здесь, и никуда не уеду! И перестань выносить мне мозг!..
Он хотел было что-то возразить, но я, не желая слушать, поднялась и зашла домой. Мама что-то читала на ноутбуке, папа с Сергеем играли в шашки. Семейная идиллия, ничего не скажешь. Попросив маму самой разобраться с результатами моих анализов и пожелав всем доброй ночи, отправилась спать.
Спустя неделю, когда все обследования были закончены, а синяк, пройдя все стадии радуги, почти рассосался, пролистав медзаключение, Степнов кинул:
- Годна!
За исключением гастрита и низкого гемоглобина, его устраивало всё. Правда он наивно полагал, что курить я бросила. В действительности же просто старалась не попадаться ему на глаза за этим занятием. Будь он в курсе, по конспирации поставил бы отлично, хотя, вероятнее всего, вытряс бы из меня душу.
Ко всему прочему ещё и мама настояла на моём визите к стоматологу. И три дня подряд отец возил меня в частную клинику, где практиковал его приятель. В детстве некому было, уговаривая или запугивая, водить за руку к этому «злобному» врачу, поэтому приходилось самой вставать ни свет ни заря и идти за номерком, не редко опаздывая на алгебру.
Помню первый урок Степнова, я тогда в восьмом классе училась. Опоздала минут на пятнадцать. Он оправданий потребовал, а я и рта раскрыть не могла – настолько десна распухла. Ну, он наорал на меня, за дверь выставил. Я тогда обозлилась жутко. Подумала, салага какой-то, а уже крутым себя чувствует. Решила показать, что со мной так нельзя. Целью задалась добиться его уважения, после того, как подслушала у учительской, что он бывший чемпион России – из-за травмы из спорта ушёл. Добилась на свою голову, только вот сейчас, похоже, всё на исходных – то же холодное пренебрежение, то же высокомерное равнодушие.

[взломанный сайт]

 Отправлено: 27.07.11 22:23. Заголовок: 4. «Хороших нет Восп..

4.
«Хороших нет
Воспоминаний -
Таков сюжет
Моих страданий»

Не знаю, как она на это отреагирует, ну да ладно:
- Когда, ты говорила, наиболее удачный день для зачатия?
- Начало двадцатых чисел, а что? – читая новости о своем уходе из группы в интернете, ответила она, не задумываясь.
- Сегодня двадцатое.
- Уже сегодня?.. – вслушиваясь в тишину, она начала озираться по сторонам. Да, не просто так родители с Серёжкой уехали на базу отдыха именно в эти выходные. – Может, завтра?
- Завтра, так завтра.
- А если с одного раза не получится? – насторожилась она.
- Значит, будет второй. – Ну что тут непонятного?
- А если и с пятого не получится?
- Надо сделать так, чтобы с первого получилось.
- Ясно… - С какой же злостью она сказала это своё «Ясно».
Решив не напрягать её своим присутствием, оставил в одиночестве. Пусть с мыслями соберется.
Следующим днем она разогрела к обеду рыбу с рисом. И даже накрыла на двоих. Аппетита не было.
- Где ты был всё утро? – От столь настырного вопроса во мне мигом проснулся живой интерес к её персоне.
- У Мишки.
- И… как он? – Выглядела Ленка робкой и испуганной.
- Чуть лучше. Сегодня нам даже погулять разрешили. Совсем немного, правда.
- Миша спрашивает что-нибудь о маме? – Я не знал, как она воспримет информацию о том, что сына гораздо больше интересует вопрос о том, как скоро он умрёт, поэтому просто резко изменил тему разговора.
- Что за конверт? – указал я взглядом на сверток, лежащий под её локтем.
- Повестка в суд, - совершенно спокойна.
- Какой суд? Тебе нужно куда-то ехать? Никуда я тебя не отпущу, поняла?! – осознавая, что во мне нарастает очередной приступ неконтролируемой ярости, я сжал в кулак скатерть, но Кулёмину уже и этим не напугать.
- Дима выставил большую неустойку. Я связалась со своим адвокатом, только он отказался сотрудничать со мной. Хорошо хоть сосватал другого. Правда, тот чаще проигрывает дела. В общем, всё идёт к тому, что мне придётся продавать свое американское движимое и недвижимое имущество. Паршиво так – столько лет вместе, а в итоге… – Лена кинула взгляд побитой дворняжки на злосчастный конверт.
- Ты предала его. В его глазах это именно так выглядит.
- Он должен был понять меня, поддержать…
- А ты дала ему эту возможность? Ты же действовала импульсивно, резко. Да я сам был свидетелем, насколько грубо и бескомпромиссно ты вела себя с ним.
- Меня просто взбесила одна его фраза. – Надулась словно мышь на крупу. Ну, в этом вся Кулёмина – придерётся к одному слову и век не забудет, а ты себе хоть кол на голове чеши – в чем провинился. – Ладно, если бы ты меня попрекал – имеешь право. Так нет, Митька пристыдил, что я мать непутевая! Да, я осознаю, что мать из меня никудышная, хотя вряд ли я вообще могу рассчитывать, что когда-либо услышу это слово от Миши, но так спокойно говорить о том, что я могла бы допустить его смерть, когда всё зависит от меня!.. Вить, скажи, бросила я ребёнка и что, я зверь?
- Лен, тебе обидно от того, что он думает о тебе гораздо хуже, чем ты есть на самом деле?
- Просто я устала, и тоска жуткая накатила: перед вами с Мишкой виноватой себя чувствую; смотреть на то, насколько родители к Серёжке трепетно относятся, не могу; да еще и письмо это… Вить, мы с ним практически самые родные люди, разве так можно?
- Кулёмина, а разве можно быть настолько наивной? У таких, как твой продюсер, пардон, бывший продюсер, родных не может быть априори! У них исключительно бизнес-партнёры! – ухмыльнулся я с нескрываемым злорадством.
- Да ни черта ты не понимаешь, только и гребешь всех под одну гребёнку! – взбесившаяся Кулёмина путалась в слогах и тяжело дышала. – А он мне в любви клялся. Говорил, что нужна! – Как бы странно это ни было, но где-то глубоко внутри я по-прежнему его понимал.
- Лен, иди ко мне. – Через силу потянул к ней руки. Я должен переступить через себя, как бы к ней ни относился, какую бы обиду ни затаил в душе, как бы ни ненавидел, это надо для моего ребёнка. Чтобы Мишка мог расти и радоваться, ему нужен братик, ну или сестрёнка. А мама… маму мы отпустим. Пусть живёт, как знает.

Она смотрела широко распахнутыми пустыми глазами в потолок и молчала, а я представлял, как Мишку выпишут, и мы наконец-то вернемся в Москву, где нас ждёт Петр Никанорович. Ещё я представлял, как спустя пару лет поведу сына в первый класс и непременно запишу в спортивную секцию, а может, и сам тренировать его буду, кто знает. И жизнь у Мишки будет не хуже, чем у других: армия, институт, работа; счастливая, дружная и крепкая семья. И любимая женщина его никогда не предаст…
- Ненавижу! – Когда все закончилось, и едва я опустил голову на подушку, Ленка начала скандалить.
- Кулёмина, что не так? – приподнялся я на локтях.
- Ненавижу! Ты мне всю жизнь наизнанку вывернул! Ты во всем этом виноват! Ты! Зачем ты меня за руку на выпускном взял? Зачем?..
- Любил тебя. Хотел всю жизнь с тобой прожить.
- Лучше бы тебя вообще не было! – прикусив губу, она не удержала вертевшуюся на языке фразу. Залепив мне звонкую пощечину, совсем не стараясь прикрыться, устало поплелась в ванную.
Меня бы не было, Мишки бы не было. Неужели Кулёмина думает, что у неё в таком случае проблем бы не было? Зная Ленку, задумался, а была бы она, если б меня не было? Ну, хотя бы вот та история с боями? А их с Новиковой поход в ресторан, обернувшийся в половину моей месячной зарплаты? А её рвение в самое пекло событий, когда Липатовых вызволяли из плена… Нет, я на благодарность не напрашиваюсь, просто кажется, что не зря всё это было, и Мишкины глаза, когда в них плещется радость, тому доказательство.
На следующий день мы не обменялись и парой слов, а к возвращению её родителей оба вели себя настолько отрешенно, что Вера всерьез испугалась, что её план провалился. Она, наверное, не меньше меня переживала за Мишку, за его спасение. Я видел, насколько участливо она относится к каждому своему маленькому пациенту, но к Мише сразу проявила особую, чуть ли не материнскую, нежность. Поначалу я объяснял это тем, что он напоминает ей сына: все-таки, что не говори, а характеры у них с Серёжкой схожие, да и разница небольшая – чуть больше двух лет, но однажды она попросту ошарашила меня своим откровением.
- Виктор, я ни в коем случае не хочу оправдывать Лену, ты имеешь полное право осуждать её, ненавидеть, даже презирать, но я, как её мать, хочу попросить у тебя прощения. – У меня тогда внутри всё переворачивалось: хотелось действительно ненавидеть, а получалось только любить. Вопреки всем её выходкам по-прежнему любить до безумия, до скрежета в сердце, до отчаяния. Любить.
- Вера, Вы меня, конечно, извините, может я в чем-то не прав, но не стоит брать на себя грехи никудышной дочери.
- Дело в том, что Лена повторила мою ошибку. – Ранее мне не приходилось выслушивать столь откровенную чушь от человека с настолько невозмутимым лицом. И это меня окончательно взбесило.
- Вера Ивановна, послушайте, Вы никого не предавали и не бросали! Вы верны и честны перед Никитой Петровичем, и ваш сын с Вами – Серёжа знает, что за человек такой - мама! С Леной же всё иначе! – Вдаваться в подробности её измен считал недопустимым. И не только потому, что мораль никогда не позволит трясти на показ «грязным бельем», но и слишком личное это, касающееся исключительно нас с Кулёминой, и то в сумрачном прошлом.
- Не всё так гладко, как кажется на первый взгляд. Говорят, сложно сохранить чувства в разлуке, но гораздо труднее эта задача в условиях совместного проживания. Ты взрослый человек, и должен прекрасно понимать, о чём я. Быт съедает не только романтику, но и чувства. Проходит время, и семья начинает держаться исключительно на уважении, привычке. У нас с Никитой тоже был непростой период. На работе и дома, везде и всюду были вместе. Мы устали друг от друга настолько, что решили пожить раздельно – это длилось чуть больше трёх месяцев. Затем нам предложили контракт, по которому мы уехали в Африку. Там нам, как супругам, предоставили одно на двоих жилье. И, знаешь, мы стали узнавать друг друга по-новому, хотя сколько лет прожито. Наши отношения вышли на новый уровень. Мы стали гораздо терпимее, а, самое главное, бережнее относиться друг к другу. Вскоре я Серёжей забеременела, а уж после захвата мы поняли смысл фразы: «Имея, не храним, потерявши - плачем». – Если быть честным, я даже разглядел ту параллель, что она пыталась провести в сравнении наших с Ленкой отношений, но виду не подал. – А вам с Леной не хватило мудрости: ей в силу юного возраста, а тебе… Вить, пойми, ты требовал от неё большего, чем она могла дать. Ты, должно быть, ждал от неё женской заботы, понимания, безоговорочного подчинения, а она, помимо того, что личность свободолюбивая и своевольная, всего этого абсолютно лишена. Каждый человек начинает семейную жизнь, опираясь на опыт, полученный в той семье, откуда он вышел. А Леночка взрослела без родителей, значит, не видела ни размолвок, ни примирений супругов. Её, в чем я не перестаю каяться, не долюбили в детстве, вот и она не совладала с этим чувством. Её нужно было учить не только любви, но и жизни в целом. Я не берусь никого судить, но, по большому счёту, вы оба - большие эгоисты. Такое слово, как компромисс, вам явно не знакомо. Проявляется это во всём. Своими глазами я ситуацию не видела, но, судя по твоему рассказу, вы друг друга совершенно не слышали. По сути, могли все обсудить, ты мог уступить и поехать в Америку вместе с ней. И почему-то я уверена, что столь талантливый тренер нашёл бы работу и там. Ошибки необходимо исправлять до наступления их последствий, а у вас они нарастали, как снежный ком.
- Всё в Вашем рассказе складно, только вот «бы» мешает», - придав голосу безразличной иронии, устало улыбнулся я.
- Да, никто не может вернуться в прошлое и изменить свой старт. Но каждый может стартовать сейчас и изменить свой финиш.
- Нет, ничего не изменить! Она не только меня, но и сына предала – бросила его! – Во мне кипела ярость, в ту минуту я в первый и в последний раз мысленно обвинил Кулёмину в болезни Миши.
- Хорошо, в таком случае и я бросила своего ребёнка.
- Не сравнивайте! Вы Лену не бросали, Вы её с дедом оставили!
- И она оставила ребёнка с родным человеком – с отцом. – Прямой, выжидающий взгляд с огоньком азарта, будто в морской бой играли!
- Но Вас вынудила работа! – не сдержав эмоции, я вскочил со стула и начал ходить взад-вперёд.
- И её - работа.
- Работа?! На сцене задницей, извиняюсь, трясти и по подсобкам со звуковиками тискаться – это работа?! – во мне бурлили ревность и обида, а собеседница улыбалась, понимая это. – Знаете, я тысячу раз уже проклял тот момент, когда своими руками повесил на её шею гитару.
- Вить, успокойся. Присядь и подумай, а что было бы, не брось она ребёнка, а попросту сделав аборт? Она могла и слова никому не сказать. Так вот, представь на минуту, что, не дай Бог, Миши нет, и никогда не было. Лена ушла от тебя, не оставив взамен сына. Ты бы смог жить совсем один, совсем без них?.. Вот и я сомневаюсь. А вернись она с повинной, ты бы принял её, но через полгода «съели» б друг друга и разбежались, вынудив мальчика расти, разрываясь между отцом и матерью, и ни у кого жизнь толком бы не сложилась.
- И к чему тогда этот разговор, и всё то, что было у нас с Ленкой?
- Всё, что ни делается – к лучшему. И смысл у этой фразы многогранный и самый сакраментальный… Через несколько часов ты будешь встречать Лену в аэропорту. Наберись терпения, будь по возможности сдержан в эмоциях и претензиях. Болезнь сына и вынужденное общение с его матерью – всё это надо просто пережить. Мишка выздоровеет, и вы вернётесь в Москву, а сейчас необходимо простить Лену. Ты её простишь и только тогда окончательно отпустишь. Вместе с этим из твоей души уйдёт непосильный груз, ты её забудешь, и вскоре сердце будет готово снова доверять и любить. Тебе не придётся переделывать ту, которую полюбил, ты встретишь и полюбишь именно ту, которая тебе нужна, и она будет достойна тебя. Витя, ты молодой, видный мужчина, не стоит ограничивать свой мир интересами сына. Он вырастет и уйдёт во взрослую, самостоятельную жизнь, а ты останешься один на один со своим одиночеством. К тому же, как бабушка я настаиваю, чтобы мой внук рос в полноценной семье.
- Хоть меня кроме здоровья сына ничего не заботит, но как в контексте всей сегодняшней ситуации должна складываться дальнейшая жизнь Лены?
- Хотелось бы верить, что она усвоила уроки судьбы, и впредь не допустит новых ошибок…

Жду в гостиclick here

 Отправлено: 30.07.11 21:41. Заголовок: 5. 5. «Я все отдам..

5.
5.

«Я все отдам
За продолжение пути,
Оставлю позади
Свою беспечную свободу…»

- Пап, я не помешаю? – Поздним вечером, когда уже все спали, я вошла в кабинет отца.
- Лена, ну что ты такое говоришь? Проходи, присаживайся! – указав на стул, он радушно улыбнулся.
- Мне нужно съездить домой ненадолго …
- Куда?! – насторожился отец.
- В Лос-Анджелес. - Моя горькая ухмылка лишь подтвердила, что я несколько ошиблась в выбранной формулировке. – Возникли кое-какие проблемы. Как только я их устраню, сразу вернусь.
- Эти проблемы тебе организовал Дмитрий?
- Неважно! – Каждый сам себе роет яму, и я тому самое лучшее наглядное пособие!
- Ну, как знаешь!.. – Отец поморщился, сделав глоток остывшего кофе, и, окинув беглым взглядом раскрытый планнинг, развернулся ко мне лицом: – От меня-то ты что хочешь?
- Хочу, чтобы ты поговорил со Степновым. Он меня не отпустит.
- Я бы и сам тебя не отпустил.
- Пап?.. – Я не то, что растерялась, скорее - впала в отчаяние.
- Мы с мамой во многом перед тобой виноваты, поэтому не в праве от тебя что-либо требовать. Мы бы сейчас должны додать то, чего лишили тебя в детстве. Но… - его монотонный голос был настолько сух, что я было приготовилась к чтению морали, но он будто выдохся и через силу продолжил: - Лена, дочка, иди и сама с ним разговаривай.
- Да не получается у нас! Мы даже по прошествии стольких лет исключительно собачимся!.. Он в курсе всей ситуации, но он не поймет, он не поверит! Он не отпустит меня!
- Сколько времени может занять эта поездка?
- Надеюсь, не больше месяца. Чем быстрее уеду, тем скорее вернусь. - Я посмотрела на отца, как когда-то в детстве, и по его лицу расплылась лучистая улыбка.
- Хорошо, я постараюсь его убедить. Только уже завтра утром, хорошо? – Я кивнула в ответ. – А сейчас иди спать.
- У меня ещё один вопрос. С мамой явно на эту тему поговорить не удастся – она, похоже, как и Степнов, считает меня виноватой. Какую сумму я вам должна за лечение Миши? – По отцовскому взгляду я поняла, что он пребывает в полном замешательстве. – Ну, вы же с мамой оплачиваете пребывание моего сына в клинике?
- Нет, не мы.
- Откуда, в таком случае, деньги?
- Виктор продал свою московскую хрущевку, его мать, Валентина Владимировна, тоже продала трёхкомнатную квартиру в Екатеринбурге, а сама переехала к сестре в область. Ты хоть с ней знакома?
- Знакома. На юбилей к ней ездили, и она сама к нам два раза приезжала: на день рождения сына и на новогодние праздники. - До сих пор мурашки по спине от страха – как тогда Витя орал! Мало того, что они прождали меня весь новогодний вечер, и праздник был испорчен, так я заявилась домой лишь на исходе второго числа. Оправдания, что мы с девчонками первого работали, а второго решили отпраздновать, были не в счет. А уж после всего, что было потом, в её глазах для мня оправдания нет. И быть не может. – Пап, слушай, а неужели этих денег хватает?
- Пока, да. К тому же старинные друзья Виктора – бывшие и нынешние спортсмены - организовали какой-то благотворительный фонд, из которого ежемесячно перечисляются серьезные суммы.
- А мне он сразу не мог позвонить?.. – вырвалось как-то само собой.
- Виктор надеялся вылечить сына, не обременяя тебя. Но оказалось, что без операции не обойтись, - отец старался быть сдержанным, ни в его голосе, ни в его взгляде не было и доли упрека.
- Время ещё есть?
- Есть. Просто всё осложняется тем, что болезнь оказывает серьезное влияние на развитие как умственных, так и физических показателей Мишки – в росте он уже отстает от сверстников.
- И это при таких высоких родителях?.. – Интересно, он все так же похож на своего отца, как и при рождении? Голос… Я вдруг поняла, что непреодолимо сильно хочу услышать его голос. Хочу услышать то, как он скажет: «Мама». Пусть даже не мне.
- Ну, ничего – вот выздоровит и ещё выше твоего Степнова вымахает! – по-доброму рассмеялся папа. – Ой, да, прости. Кстати, дочь, слушай: я не перестаю задаваться вопросом, почему тебя привлекают исключительно взрослые мужчины? Не ищешь ли ты в отношениях с ними отцовской заботы? Уж слишком мало времени я тебе уделял… - Как же это тяжело, когда родные глаза наполняются горечью сожаления, а в голосе так и сквозит чувство вины и невыполненного долга.
- Может, ты и прав, пап. Они же оба на тебя похожи: гордые, справедливые, надежные, за своих горой… Да, и Дима тоже такой. Степнов был моим учителем, Митька – продюсером. И в каждом из них я видела и мужчину, и друга, и отца. Знаешь, пап, хоть у меня ни с кем из них ничего не сложилась, жизни они меня научили, за что я им очень благодарна. И сейчас я понимаю, что они искренне обо мне заботились. Степнов, правда, очень уж своеобразно, ну да ладно – как мог выразить свою любовь, так и выражал, - ухмыльнулась я, скрывая неуверенность. Мне нужно было выговориться, и я осознавала, что на понимание могу рассчитывать только в беседе с отцом, мать же винила бы везде и всюду исключительно меня одну.
- Ленок, хоть ты у нас всегда была взрослой и самостоятельной, но жизни тебя научил именно Виктор, и знаешь, познакомь ты нас в своё время, мы с мамой вряд ли противились бы вашим отношениям. И независимо от того, как дальше всё у вас сложится, я намерен поддерживать с ним общение. Не хочу терять внука, и что скрывать, Степнову я действительно премного благодарен. Благодарен за то, что тот был вам с дедом поддержкой и опорой – да, отец мне всё рассказал: и про твои подвиги, и про свои, и самое главное про то, кто потом всё это разгребал.
- Ну, де-е-ед… Да лучше бы в церковь сходил исповедоваться, честное слово! – Что и следовало ожидать в сложившейся ситуации! Он же, наверное, спал и видел, как убедить родителей в том, насколько Степнов замечательный!.. Тоже мне, мировой судья!
- Да ладно тебе деда ругать – он как лучше хотел. Ты мне вот что скажи, неужели всё это было напрасно? Просто ты совершенно спокойно реагируешь на происходящее, что я думаю, а стоила ли всего этого твоя карьера?
- Я к своей работе отношусь так же, как и вы с мамой к своей. Я этим дышала, жила, бредила, и в один день меня этого лишили. И никто не представляет, что у меня в душе творится: ты знаешь, КАК может быть, и знаешь, что ТАК уже никогда не будет. Тебе показали твою мечту, а потом и думать о ней запретили. Когда мечту отбирают, будто кусок души вырывают, и это хуже предательства, это больнее, чем с небес на землю. Пап, понимаешь, для меня это не профессия, это образ мысли, образ жизни, суть существования! И обратного пути в то бытие для меня нет! Мало того, что всё утеряно, так меня к тому же никто и не пустит, не примет обратно: ни коллеги, ни поклонники, ни сильные мира сего… Знаешь, что обо мне пишут в газетах? Жуткие вещи! А самое противное, что это правда: и сына я бросила, и, руководствуясь, по сути, исключительно меркантильными целями, предала любимого человека. И поначалу действительно отвечала на симпатию продюсера из-за страха, что если я скажу резкое «нет», то оно отзовётся мне эхом. Пап, так хочется счастья, но не простого человеческого, а моего, личного!.. Когда песни шквалом пишутся, когда рядом и друзья, и не просто мужик - вторая половина, а абсолютно твой человек. Адреналин, драйв, эйфория… Когда пальцы в кровь после концерта, а майку выжимать можно. Кругом море цветов и розовых слонов, а ты плещешься в нескончаемом потоке любви, восхищения, обожания… И даже некогда вспомнить о другой жизни, где тебя и матерью назвать сложно, где ты хладнокровно предала любимого.
- Доченька, ты сильная. Это надо просто пережить. Можно было уладить ситуацию по-тихому, без той шумихи, что организовал Дмитрий. Но порой, расставляя приоритеты, приходится чем-то жертвовать.
- Пап, я была уверена, что так будет всегда. А сейчас не знаю, что будет потом. Потом, после того, как я рожу донора для Мишки. Что будет со мной и с этим ребёнком? Что?! – Я была на пределе, но упрямо продолжала сдерживать слёзы. Вот уткнусь лицом в подушку, тогда и наревусь.
- Лен, не создавай проблем там, где их нет, слышишь? Никому не дано знать всё и сразу, так что не накручивай себя и постарайся успокоиться. А с Витей я поговорю, и ты съездишь в Америку, если это настолько важно, обещаю.
- Я пустила бы всё на самотёк, просто деньги на реабилитацию Мишки лишними не будут, да и за авторские права на несколько песен я готова побороться.
- Вот с таким же энтузиазмом и дальше по жизни! Кулёмина ты или где? – ободряющая улыбка отца подействовала на мой удрученный настрой сиюминутно. Я поняла, что всё же не одна в целом мире. Ко мне пришло ощущение жизни и себя в жизни.
- Кулёмина! – Всё-таки папа удивительный человек: всю душу перед ним вывернешь, и становится необычайно легко, так и в детстве было. Хорошо, что хоть это не изменилось…

 Отправлено: 03.08.11 12:41. Заголовок: http://i.pixs.ru/st..

Скрытый текст

и спасибо моим читателям за вдохновение! слепила вот

6.
«От того, что ты есть,
Продолжается путь.
От того, что ты здесь,
Ничего не вернуть.
Не откроется дверь,
Там за дверью – стена.
И тогда, и теперь -
Это та же война»

- Кулёмина! Кулёмина!
- Да здесь я! Ты чего орешь, будто с катушек съехал? – Это кто из нас ещё съехал?!
- Это что за новости? Ты куда лыжи навострила?!
- Не кричи на меня! – процедила она сквозь зубы. От её напыщенного вида возникло единственное желание – влепить ей такую затрещину, чтоб не смела из-под лавки нос казать. – Про письмо из Америки помнишь?!
- Мне отец твой все объяснил. Только если ты его за идиота держишь, со мной этот фокус не пройдёт: ты никуда не поедешь! Я тебя не отпущу! – А будет надо, и под замок посажу!
- Степнов, у тебя мания! Я не понимаю, ты чего боишься? – Конечно, не понимает! Ей же нечего боятся! Не её же сын смертельно болен!.. – Того, что я не вернусь? Так это зря.
- А я проверять не намерен! И твои обещания мне не нужны! И на жалость давить не смей! Кулёмина, твоя слащавая ложь на меня уже не действует – иммунитет выработался, знаешь ли! – Я наперёд знал все её доводы и упрёки.
- Степнов, какой же ты самодур!.. – Леночка, не старайся, на меня уже ни одна из твоих колких фраз не подействует! – Ты всегда был эгоистом, и по-прежнему думаешь только о своих проблемах! Ты и раньше никогда мне по-настоящему не доверял! Что бы я ни делала – всё ставил под сомнение! Ты меня вообще любил? Или связался со мной, дабы самомнение потешить?! Я тебя любила, а ты мной пользовался – мол, посмотрите, какую молодую охмурил! А сейчас?! Кому ты нужен сейчас? Не мужик, а тряпка! К тому же с ребенком! На такого разве что только Уткина и поведется! Ты с ней? Её мой сын мамой называет, да? Не молчи, скажи!
- Лена…
- Что «Лена»? Сказать нечего?! – Её взлохмаченная челка, кривая ухмылка, лёгкая испарина, унылый взгляд – свидетельства отчаяния. Ещё немного моего гнева, и она развернётся и хлопнет дверью.
- Ты не права. Всё не так.
- А как?! Она хорошая мама и жена: борщи готовит, носки стирает, книжки читает? Тогда почему она сейчас не с вами?.. – Мы с Мишкой и Уткина – научная фантастика, не иначе. С чего только у Кулёминой подобные мысли?.. - Какой бы я ни была ужасной матерью, я не допущу смерть сына! Почему ты считаешь, что я способна на подобную подлость? В чём я настолько провинилась?!
- Ты ещё спрашиваешь? Забыла? Напомнить?! Напомнить о том, как будучи совсем соплячкой, с Гуцуловым мне нервы мотала? Как потом, будучи моей, можно сказать, женой из-за своего поведения не соответствовала статусу? Неужели забыла, каким индюком выставляла меня перед общими друзьями и знакомыми? Веревки из меня вила, а я и рад был! Лена, а может, ты не помнишь, как лгала мне: своими глазами видел, как целовалась и обжималась с Васей, после чего, не краснея, вновь и вновь признавалась мне в любви!? Да разве ТАК можно?.. Ты никогда не поймёшь, насколько мне тогда было больно! Нет, Лена, не отворачивайся, слушай! Я ждал тебя, до последнего отказывался верить, что ты ушла, уехала, а когда увидел в прихожей Новиковой, подумал, что свихнулся, и ты мне мерещишься. Ты мне сына родила – единственное хорошее, что получил взамен на свою преданную любовь. Но аборт-то ты не сделала только потому, что был серьёзный риск для твоего здоровья, а не из-за того, что хотела стать матерью. И во мне поселилась обида не только за себя, но и за Мишку. Если ты тогда с нами так поступила, то и сейчас, даже зная, что всё зависит преимущественно от тебя, хладнокровно отнимешь жизнь. Ты из тех, кто по головам идёт, а мы с сыном опять тебе помешали.
- Как же ты меня ненавидишь… - Глухой вздох упрека отчаянием отозвался в моей душе. Как невыносимо видеть её, слышать, чувствовать, невольно сравнивая при этом с прежней: любимой, родной, нужной… - Пойми одно – тогда мне было за что бороться, а сейчас практически не за что. Я хочу лишь отстоять квартиру и права на несколько песен: те, что были написаны ещё в школе, и последние, что даже на студии записать не успела. Это единственное, что у меня осталось. – Глупая! Какая же ты, Ленка, глупая!.. Это не единственное, что у тебя осталось. Это единственное, чем ты дорожишь. Поэтому к сыну я тебя не подпущу.
- Лен, а я уже ученый и ни одному твоему слову не верю. Твой Дима только свистнет, а ты, не задумываясь, побежишь. Только он в состоянии дать тебе всё, в чем ты нуждаешься: слава, красивая жизнь… Ради этого ты под любую музыку плясать будешь!
- Ты почему меня с дворовой собакой сравниваешь? – Тихий, усталый голос. И уголок левого глаза начал едва заметно дергаться.
- Да потому что ты выбираешь место, где теплее и сытнее, только вот он держал тебя рядом, пока ему это было выгодно! А сейчас, когда весь благочестивый свет отвернулся от тебя, он пройдёт мимо и не взглянет! Да и я бы не взглянул – нужда заставила!
- То есть и ты держал меня рядом, пока тебе выгодно было?.. – Как же Кулёмина искусно все переворачивает!
- Лена, ты сама, то подпускала - то отталкивала, то приходила - то уходила! А я… Любил я тебя до одурения! Все твои выходки терпел и прощал, на все глаза закрывал! Только всему есть предел, и ты уже давно перешла все границы дозволенного! Ни о каком доверии и понимании теперь и речи идти не может! Ты никуда не едешь! Точка! - Будучи более не в состоянии выяснять, кто прав, а кто виноват, решил спасаться бегством на работу, только вот уже в коридоре был пойман за руку мертвой хваткой.
- Стой! Степнов, да что ты за человек такой, а? Я не сбегаю, а по-хорошему прошу отпустить! Пожалуйста… - И когда она только это слово выучить успела?..
- Кулёмина, родишь и будешь свободна! И на день не задержу! А пока сиди и не думай рыпаться!
- Потом поздно будет! Дата суда уже назначена, моя неявка - и все иски Димы удовлетворят! Слушай, я по первому маминому звонку прилетела, неужели этого не достаточно, чтобы поверить мне? – Просто я знаю, насколько больно, когда ты предаешь, а сейчас всё, что у меня есть, в твоих руках, всё! – Мне это действительно необходимо. Обещаю, я вернусь. Может, уже беременная… - Вряд ли та попытка увенчалась успехом. Ну, а если так, то буду только рад. – Хочешь, я буду звонить тебе ежедневно и отчитываться в каждом своём шаге?
- Я поеду с тобой.

 Отправлено: 07.08.11 13:51. Заголовок: http://i.pixs.ru/sto..

7.
«Еще не кончилась война. С ума сойти -
Он - тот, кто сниться тебе в дождь,
Он чем-то на тебя похож.
И все, что ты так долго ждешь, уже в пути»

Нет, как он это себе вообще представляет?! Нормальная ситуация, да? Думала, съезжу – проблемы улажу, да и от него хоть немного отдохну, мысли в порядок приведу… Ага, два раза!
Документы мои сразу себе забрал, билеты сам забронировал, сумку собрал – одной, сказал, на двоих хватит, на всём пути за руку держал, даже у туалета караулил. Теперь вот стоим в очереди на регистрацию. Душно, а тут он еще в затылок дышит. Я понимаю, что тесно, но зачем стоять настолько близко? Никуда я не денусь, из-под носа не убегу, сверкая пятками. Знаю, что бесполезно, а от того курить хочется настолько, что ладошки вспотели.
- Степнов, у тебя леденцы есть, а то меня укачивает? – Настороженно сощурив глаза, отрицательно помотал головой. Да знает он все прекрасно, что ни фига я не бросила! Только бросать-то всё равно надо. Чёрт, как же паршиво!..
В салон самолёта тоже завёл меня за руку. Экипаж в открытую обстрелял глазами импровизированный спектакль «Кулёмина под конвоем». После того, как Степнов усадил меня у иллюминатора и убрал сумку, к нам подлетела самая низкорослая из стюардесс и, «нацепив» на лицо кривую ухмылку клоуна, одномоментно начала вещать на чистом русском:
- Леночка, я так давно летаю на международных рейсах, а Вас увидела впервые! Я так рада нашей встрече! – Так, чувствую, полёт будет «приятным»! – Я могу рассчитывать, что стану счастливой обладательницей Вашего автографа? – А оно того стоит, чтобы так заискивающе улыбаться и настолько искренне унижаться?..
- Разумеется. - Не улыбнулась даже из вежливости.
- Ой, спасибо! Лена, не хочу показаться навязчивой, но то, что о Вас пишут… Надеюсь это всё не правда?..
- Конечно, нет. - Когда приходится лгать, чувствую себя той ещё тварью, но разочаровывать людей гораздо неприятнее. Хуже может быть только осуждающий, пробирающий до костей холодный взгляд рядом сидящего Степнова.
- Это желтая пресса, ну что с них взять?! Ой, простите, совсем растерялась – напитки какие желаете? – Вот с этого и надо было начинать!
- Кофе покрепче с молоком!
- Сахар?
- Два! – Лучше бы я молчала!.. Судя по Витиному выражению лица, я могу рассчитывать только на минералку без газа.
- Так, Елена Никитична будет зелёный чай. Надеюсь, вы его здесь правильно завариваете! А для меня, будьте добры, черный с лимоном. – Так и знала, что он не смолчит. – Кулёмина, ты есть хочешь?
- Нет пока. – Блин, вот почему я ещё не беременная?! Захотела бы каких-нибудь огурцов соленых, что бы он в таком случае изволил делать?!
- Тогда всё! И… Ах, да… Девушка, будьте любезны, свежей прессы! Почитаем, что о нас пишут! Может, и я где засветился! – Совершенно растерянная бортпроводница скрылась в глубине салона, а я, плотно сжав зубы, с трудом поборола желание съездить по ехидной ухмылке Степнова. – Слушай, Лен, стоило ради этого бросать нас? – И на что он рассчитывает, задав этот вопрос? Надеется увидеть моё раскаяние?
- Я не хочу это с тобой обсуждать. Я вообще не хочу с тобой разговаривать.
- Как знаешь, ну ты пристегнись – скоро взлетаем, - прохрипел он и устало прикрыл глаза.
А я, нацепив очки и накинув капюшон толстовки, отвернулась от него, желая создать иллюзию, что я всего лишь возвращаюсь от родителей домой, что в аэропорту меня встретит Митька, и пусть я никогда не увижу сына, но зато я не буду вынуждена осознавать, насколько виновата перед ним.
Призрачный мир рухнул, когда сквозь дымку облаков в мое сознание вторгся грубый мужской голос. Принесли чай. Он оказался точь-в-точь как моя жизнь – горьким и холодным.
- Не привередничай! – огрызнулся Степнов в ответ на мою реакцию брезгливости. И вправду, чего это я?..
Поставив чашку, отобрала у Степнова половину макулатуры. Одна за другой газета пестрила едкими фразочками и раскадровками наших с Витей стычек.
Ладно я – привыкла, наверное, по тому и не замечала ни камер, ни микрофонов, ни слежки… А он? Неужели ему всё настолько фиолетово?!
Посмотрела на него пристально – действительно, фиолетово. Только вот морщится от того, что читает.
- Дай сюда!
- Нет! – вмиг закрыв журнал, скрутил его в трубочку.
- Дай!
- Сказал, нет.
- Степнов, что за игры такие, а?! Думаешь, если не сейчас, то потом не прочитаю? – Слышу, насколько жалко звучит мой голос, и от того хочется испариться.
- Я не захочу, и ты не прочитаешь.
- Хуже, чем есть в действительности, там не может быть написано! Что там?..
- Интервью «Ранеток», - недовольно процедил он сквозь зубы. И от одного его голоса мне стало страшно. Страшно узнать, что они говорят, страшно мучиться потом сомнениями, заставил их это сказать Дима, или они реально сами так думают. Страшно столкнуться с фактом предательства. Страшно испытать боль от людей, которых по-прежнему продолжаю считать родными, ради которых сама предала тех, кто считал родной меня.
- И что они говорят?
- Тебе лучше не знать. Просто прими как факт, что их в твоей жизни больше нет. – Ну, зачем он ТАК?! Зачем? Может, они вообще никакого отношения не имеют к этой статье, сам же прекрасно знает, что журналистам верить нельзя – они и за него однажды насочиняли такое, что я готова была искоренить из себя какое бы то ни было уважение к нему. – Лен, предательство не прощают.
- А если не быть столь категоричным?..
- Всё равно не смогу.
- А ты попробуй!
- Спасибо, мне и одного раза хватило!..
И вдруг по изображению моего лица на обложке журнала расплылась лужа чая, затем вторая, потом другая… Кружка полетела на пол. Желая её поймать, я лишь поранилась осколком и ударилась головой, сама не поняла обо что. Потом самолёт резко встряхнуло, и я вцепилась в Витину руку.
- Ты разве летать боишься?
- Нет, я… Просто я задумалась, что будет с Мишей, если самолёт упадёт.
- Дура! Не смей так думать! Ты же мать – тебе нельзя!.. Нельзя тебе так думать!
Пока нас трясло, я беспрестанно смотрела в его глаза. В них было многое, но только не то, что я желала бы увидеть.
Когда ситуация пришла в норму, я прикрыла глаза, и из-под опущенных ресниц полились потоки слёз. Степнов, чертыхаясь и злобно сопя, бумажной салфеткой постарался насколько это возможно стереть с моего лица чёрные разводы.
- Успокойся и постарайся уснуть. – Как ни странно. Но у меня получилось
Мне абсолютно ничего не снилось: темнота и тишина.
- Лен… - позвал он незадолго до посадки. Проснувшись, я обнаружила, что моя рука по-прежнему покоится в его руке.

 Отправлено: 11.08.11 11:57. Заголовок: Оль, спасибо, дорога..

Оль, спасибо, дорогая!

8

«За тобою боль,
Как слепая месть.
Но покажет бой -
Дом уже не крепость.
И вода пойдет под камень,
Сточит быстрыми ручьями,
И однажды превратится в пыль...»

Когда мы спускались по трапу, Кулёмина обрушила на меня поток информации. В её планы входило отправить меня на такси, как она выразилась, «домой», а сама собралась прямиком на встречу с адвокатом.
- Кулёмина, ты разве не поняла? Я же сразу сказал, что поеду с тобой!
- Ты что, и шагу не позволишь без твоего ведома сделать? – Разве могут быть сомнения?
- Именно.
Только увидев этого жалкого старикашку серого цвета (ну, он действительно серый: серые волосы, серые глаза, серый костюм, и даже кожа лица цвета печной золы), сразу понял, насколько бессмысленна эта поездка. На обратный путь бы наскрести в итоге… Но Ленке этого не объяснишь, она привыкла бороться – сам когда-то на свою голову воспитал в ней это. Теперь вот сидит и внимательно его слушает, бумаги непонятные подписывает. Предположения даже какие-то выдвигает, в поисках любых зацепок роется в своих воспоминаниях. Продюсер обидел её, и теперь, судя по всему, Кулёмина желает биться, биться из последних сил в условиях явного преимущества противника. Только вот ради чего? Ради нот и стихов? Новые напишет! Ради денег? Они имеют свойство заканчиваться. Разве что, руководствуясь одной ей понятными принципами.
Не хочу об этом думать, у меня свои принципы, цели и ценности, для реализации которых по зарез необходима живая, здоровая и желательно спокойная Кулёмина. Поэтому буду её сопровождать и на суд, и на какие бы то ни было другие встречи. Она, похоже, уже смирилась, раз не возмущается.
За мыслями я так засмотрелся на Кулёмину, что не сразу среагировал, когда она махнула мне рукой в знак того, что беседа окончена и пора уходить. Она стремительно шла вперед по длинным коридорам и многочисленным лестницам, а я плелся чуть позади. Только в такси одарила меня укоряющим взглядом, указав на то, что я мог быть порасторопнее.
Ехали долго. Даже в пробке немного постояли. Ленка молчала, то и дело посматривая на дисплей телефона, облизывала пересохшие губы. Да, она изменилась. Сильно изменилась. Она теперь совсем другая, чужая, не моя… Но все её привычки остались при ней. И пусть мне тысячу раз твердят, что у Мишки моё лицо, я никогда не забуду, кто его мать. У сына не только её характер, у него ещё и улыбка Ленки, её манеры, жесты, повадки, выходки… Он тоже боится щекотки, важно чинно складывает руки на груди, запрокидывая голову на бок, спит в обнимку не с плюшевым медведем, а с мячом, причем, когда гостит у деда, с её любимым мячом. Как и она облизывает губы, подпирает щечку кулачком и любит делать невинные глаза, когда напроказничает. Мишка не любит носить шапки и ненавидит гречку, но я для него не просто авторитет, моё слово для него – закон, сын всегда и во всём слушается меня беспрекословно. И это, пожалуй, единственное, что отличает его от матери.
- Вот моя деревня, вот мой дом родной!.. – процитировала Кулёмина классика, когда, отпустив такси, мы подошли к бетонно-стеклянной коробке.
Её домом оказалась, мягко говоря, просторная квартирка на двух уровнях с выходом на крышу, где была обустроена не только функциональная веранда, но и запущенный сад с искусственным газоном имелись.
На город начали опускаться сумерки, и я, улегшись на гамак, едва задремал, как щелкнула зажигалка. Раскрыл глаза. Вполоборота ко мне стоит Кулёмина в махровом халате и с чалмой из полотенца на голове. Прикрыв глаза, глубоко затянулась.
- Лена…
- Это последняя, обещаю.
- Точно?
- Самая-самая-самая последняя. – Наконец-то увидел её глаза, а в них боль и нечеловеческая усталость. – Ты бы сходил, в ванной искупнулся.
- Полотенце где найти? – постарался придать голосу побольше сухости.
- Я всё приготовила. – Забота от Кулёминой? Это что, такой хитрый ход в попытках снизить мою бдительность или национальное американское гостеприимство, о котором я раньше и не подозревал?! – И да, Вить, ты есть хочешь?
- Не без этого… - обронил я нехотя и скрылся в недрах квартиры.
Хоть и была разведена целая ванна с манившей в свой плен пеной, залезать в чужое корыто совсем не хотелось. Сняв с себя одежду, забросил её в машинку и запустил стираться. Ополоснулся по-быстрому под душем, стараясь не впускать в голову грызущие мысли о том, как и с кем она тут жила… Мне безразлично. По крайней мере, я хочу быть равнодушным ко всему, что с ней связано, но на деле выходит совсем иначе – меня всё ужасно злит и раздражает!
Накинув халат, интуитивно побрел на запах чего-то ужасно вредного, но наверняка съестного. Кухню освещал тусклый свет от ночника. Кулёмина разрезала пиццу, коробка от которой покоилась на полу. Два высоких стеклянных бокала были наполнены молоком. Да, служба доставки в этом городе работает отменно.
- Как говорится, чем Бог послал! – пододвинула ко мне тарелку, с трудом выдавив подобие улыбки.
Я сразу же принялся жевать. И даже не столько от голода, сколько от понимания, что нам не о чем разговаривать, что не хочу с ней разговаривать… Нет, не совсем так… Я хочу с ней разговаривать, но, чёрт возьми, боюсь! Боюсь своих вопросов и её ответов. Да и наоборот вообще-то тоже.
- Где я могу лечь? – покончив с молоком, понял, что беседы, вынужденной уж точно, нам не избежать.
- Хата большая – где хочешь, там и падай! – Кулёмина, будучи в своём репертуаре, сложила посуду в раковину, будто кто-то придет и за ней помоет. Хотя, может оно так и есть… На меня она, во всяком случае, может не рассчитывать. Пусть хоть вся её жизнь плесенью покроется, и пальцем не пошевелю.
Ночь прошла ужасно. Постоянно мучился желанием позвонить Вере или Никите, но, провожая нас, они заверили, что в случае чего обязательно мне сообщат. Я же просто хотел услышать голос сына. К тому же к каждому шороху прислушивался – боялся, что Ленка слиняет по-тихому. Даже пожалел, что не воспользовался её предложением и не выбрал для ночевки её спальню.
Утро началось с заложенного носа, чумной головы от ночных раздумий и ломоты в спине. К завтраку из остатков пиццы, помимо кофе с молоком прилагалась злющая Кулёмина.
- Ваша морда хороша – тихо просит кирпича! – ухмыльнулся с нескрываемым злорадством. – Лен, что с настроением?
- Хочу к Диме съездить. Надеюсь, ты за мной не поволочешься?
- Почему бы и нет? – Она лишь с досадой оттолкнула от себя тарелку. – Только скажи, зачем тебе это? Будешь прощения просить, умолять о возможности вернуться, ноги ему целовать, ради этого, да?
- Нет! – рыкнула она обижено и со злостью. – Вещи свои заберу. И раз уж ты поедешь со мной, будешь помогать таскать коробки в машину.
- А у тебя машина такая же крутая, как квартира? – крикнул я вдогонку, скрывающейся в глубине коридора, Ленке.
- У меня их две! – донеслось почти что эхом.
Проглотив всё, что жевал, и опустошив в два глотка чашку, схватил ветровку и кинулся бежать следом.
Облаченная во всё белое на фоне черного авто с зеркально-глянцевым блеском Кулёмина выглядела безупречно.
- Как золушка, честно слово! – проворчала она, усаживаясь на водительское кресло.
- Может, хватит меня цеплять? – взбесился я.
- С тебя пример беру! – Я хотел было сесть позади неё, но Ленка указала взглядом на соседнее с ней место. – Если не нравится, могу предложить договор: ты со мной ведешь себя достойно, и я отношусь к тебе, как к человеку, который мне как будто и не гадил! Идёт?..
- Согласен! – Нет, ну а что я еще должен был сказать?.. Скандалить мне с ней надоело.
Выхухоля её дома не оказалось, зато нас радушно встретила какая-то тётка, как выяснилось позже – приходящая прислуга. Предлагать чай и разносолов она, конечно, не стала, но и метлой не погнала. Даже пару коробок подкинула, чтобы Кулёмина туда своё барахло сложила. Сказать, что я перетаскал много вещей – слегка приврать. Занят был не только багажник, но и добрая половина салона Ленкиного внедорожника. Затем процедура повторилась с точностью до наоборот. Аттракцион в виде сверхскоростного лифта выдавил из меня все жизненные силы, поэтому на очередную встречу с адвокатом я отпустил Ленку одну. Я сам себе не верил, но этот риск стоил того, чтобы секунд пятнадцать видеть её ошарашенный взгляд.
Вернулась Кулёмина вконец разочарованной, вымотанной, но с продовольствием. Отправив её отмокать в ванной, все-таки решил взять правление в свои руки. Хотя бы на кухне. У меня уже все вскипело, заварилось, сжарилось, а её всё не было и не было. Нашёл Ленку сидящей на полу у камина в обнимку с коробкой. Она перебирала свои многочисленные награды: дипломы, сертификаты, кубки, статуэтки… Среди всей этой ерунды я разглядел компакт-диск. Надпись на нём гласила: «Хелен Стоун. Инструментальные импровизации». Да, судя по всему, она действительно крутой композитор.
Не говоря ни слова, поднял её за локоть и медленно повёл на кухню. От аромата, источаемого едой, она немного встрепенулась, но по её лицу и тени желания поговорить не проскользнуло. Ужин я приготовил вкусный и сытный, но она только поклевала совсем немного, а остальное размазала по тарелке. Как же Мишка на неё похож.
- Лен, ты матери звонила?
- Нет. Да не переживай – нормально там всё у них. А вот у нас… у нас завтра суд.

Я сидел в коридоре, когда Ленка вылетела из зала заседания, чертыхаясь и плохо скрывая слёзы. Заседание перенесли на две недели. Очевидно это - кому выгодно, тот и «проплатил», а раз так, то наперед известно, чьи иски будут удовлетворены.
Эти две недели Кулёмина, как бешеная бегала по адвокатам, отбиваясь от журналистов и обклеиваясь никотиновым пластырем. Я везде и всюду был с ней. Порой это её угнетало, но чаще спасало: она то за рулем задумается, то толпа неблагодарных фанатов набросится на неё с недовольством.
Однажды среди ночи я услышал, как Лена разговаривала по телефону со своим бывшим. Она была вполне спокойной. Просила его пойти на мировую. Обещала взамен неустойки переписать на него всё свое имущество. Но ему было мало. Он требовал права на её музыку, на тот альбом, благодаря которому она сделала себе столь громкое имя мирового композитора. Недолго думая, Ленка решила продать квартиру и перевести деньги на счёт Мишки в клинике. Эта новость застала меня врасплох, не ожидал я такой жертвы, честно. Только вот с покупателями возникла проблема – никто не хотел с ней сотрудничать. Тогда я предложил Кулёминой совершенно бредовую идею, но основанную на правде. Она согласилась. Квартиру выставили на аукцион, сославшись на то, что деньги будут переведены в Международный Европейский Медицинский Центр по борьбе с раком. За всей это канителью не только наступил день заседания, который вновь благополучно перенесли, но и Ленкины критические дни пришли в срок. Это нас совсем не обрадовало.

жду там же

 Отправлено: 16.08.11 19:43. Заголовок: http://i.pixs.ru/st..

И спасибо всем, кто ждёт!
9.

«Сколько дождь шептал, а толку…
Ей казалось - не всерьёз.
И разбилась на осколки
всех невыплаканных слез…»

Господи, и когда нам Этим заниматься: до, после или во время критических дней? Когда?.. Нам результат нужен! Слушай, а может каждое утро, как в последние месяцы совместной жизни, когда, упиваясь любовью вперемешку с фальшью, мы забивали на утренние пробежки, и контрастный душ принимали вместе? Только сейчас мы так не сможем. Мы уже никогда ТАК не сможем! Тогда нам даже ложь не мешала, а сейчас всё мешает: предательство, ненависть, страх, боль, обида. Мне одного раза хватило, чтобы понять, насколько он брезгует и насколько одновременно с тем ему безразлично всё происходящее. А я просто терпела. Даже с Димой… С ним я притворялась, убеждая и себя, и его, а вместе с тем и весь люд честной, что мне действительно хорошо. И хорошо не только под ним, но и рядом с ним. Все верили, верят, и будут верить в светлую, чистую, искреннюю любовь. А её не было и быть не могло! Я элементарно шла к цели! И все возможности использовала с одной выгодой: к мечте приблизиться! Понимала, что, сказав «нет», услышу «нет!», и не только я, но и остальные «Ранетки». Была уверена, стерпится - слюбится… А потом, поняв, что с ним гораздо легче, чем со Степновым, завралась до такой степени, что начала эту игру отношениями называть, а, почувствовав показную заботу и нежность, и вовсе стала ценить и беречь. Он всё понимал и всё разрешал, ничего не требовал, условий не ставил. Ни в чём не упрекал. В общем, у него была масса преимуществ перед Степновым. Но Ты, Господи, Ты! Ты прекрасно знаешь, насколько мне тогда было… Да, в Божьем Храме бранных слов произносить нельзя, а уж в беседе с тобой тем более. На мне много грехов, но я за каждый свой проступок могу оправдаться. И если бы я не с Тобой разговаривала, а перед священнослужителем исповедовалась, он бы принялся из меня бесов изгонять. Сказал бы, что все мои дурные поступки – промыслы дьявола, но мы-то с Тобой знаем, что за свои косяки надо самому отвечать, не перекладывая вину на обстоятельства и Гальку из соседнего подъезда. Знаешь, я не боюсь наказания – хуже, чем здесь и сейчас быть просто не может! И Ты простишь, я знаю. Ты великодушен, справедлив и милосерден. Ты всё поймёшь и простишь. Только вот ни я, ни Степнов – мы не такие, мы не сможем. Даже ради детей не сможем… И ради любви не сможем. Но Ты не бросай нас, помоги. Помоги нам сына спасти! Помоги нам со Степновым! Пусть у нас получится, нам очень надо. И Мишку береги, чтоб он дождался. Господи, прошу, позволь мне перед сыном вину искупить! Я забеременею, выношу, рожу второго ребёнка – только пусть Миша живёт. Я всё стерплю, только пусть у сына с Витей всё хорошо будет. Не за себя прошу – за них! Господи, я люблю их! Люблю… Знаю, что не достойна и права не имею, но люблю. Всегда любила, ни на минуту не прекращала. Просто хотела, чтобы жить без них было хоть чуточку легче. Слишком поздно поняла, что жизни-то моей и нет без них…Только вот знаешь, Господи, позови он меня – не вернусь, ни за что не вернусь. Я год жила в кошмаре: ревность, домострой и тотальный контроль! И возвращаться в тот ужас я не желаю! Да и не позволит он, даже если умолять буду…

***
«Холодный город расставил сети
Из песен о любви и смерти,
И до последнего куплета
мы будем вместе…»

Кулёмина!.. Где вот она сейчас? Где?! Раньше меня проснулась, ушла, записки не оставив! Куда бежать, что кричать, где искать?! Обещала, а сама сбежала! Дурак – надо было за ногу к кровати привязать! Нельзя ей верить! Нельзя! Ещё и телефон отключила! Зараза!.. И ладно, если просто погуляет и вернётся - наору, как следует, и ладно! А если с ней что-то случится?.. Или уже? Господи, да она мне всю душу вынула! Если она сегодня не объявится, меня это дважды убьет, причем одновременно!..
Нет, это надо так за неё переживать, что даже Верин звонок с подробнейшим отчетом о самочувствии сына, о его настроении и поведении не привел мой рассудок в равновесие. И Мишкино вялое: «Скучаю» лишь окончательно выбило почву из-под ног!..
Жду её, телефон из рук не выпуская. Уже знаю, сколько шагов от её кровати до её ванной и сколько времени займёт путь с крыши до прихожей, если услышу звук, отдаленно похожий на щелчок в замочной скважине. Шкафы проверил – вещи на месте, хотя… она же любит налегке!.. К слову, не зря она от меня ушла – многого добилась: по наградам выучил её маршрут к триумфу. Так что могу теперь принять участие в интеллектуальной игре: «Что? Где? Когда?», только вот меня совсем иной вопрос разрывает – как?..
Руки сами ставят в проигрыватель диск с её музыкой. Сердце, прекратив бешено стучать, замерло в надежде не понять, так хоть услышать.
Пускаю беглый взгляд по списку композиций: «Потерянный рай». Интересно, не о наших ли это отношениях? «Печальный Ангел». А в лицо кричала самые поганые слова! «Неба поровну». Не поровну, а по справедливости! «Это была настоящая любовь». Её чувства ко мне менялись быстрее и чаще метеопрогнозов, так что не факт. «Мой рок-н-ролл» Да, правильный эпиграф она выбрала – её дом не место для любви. «Медленная звезда». И никакая она не медленная, глупая она звезда, глупая!.. Так, что тут дальше по списку? «Невероятная история», «Никто не придёт», «Теперь ты знаешь», «Медленно схожу с ума»… Ну, не очень-то и медленно, скажем. «До утра». Ненавижу это время суток! Она ушла от меня утром, хотя раньше по утрам мы… Господи, да за что мне всё это?.. «Достучаться до небес»… Да кто подскажет, как докричаться до Тебя, Господи?! Мудрые люди говорят, что Ты есть и, если искренне попросить, то Ты поможешь. Помоги. Помоги спасти сына. Помоги простить Кулёмину.
«Забери меня». Сам бы рад, да не могу. Простить бы для начала, а там посмотрим. «Реки любви», и приписка: «Колыбельная для одного маленького мальчика». Неужели для Миши?.. Я отказываюсь верить, но это очевидно – она про него не забывала, помнила, скучала. Лена-Лена… Каких же дров мы с тобой наломали!.. Что же ты натворила!..

- Ты мне звонил? – Мисс «Очевидность»! Да ещё и спокойная, как удав, при этом!
- Ты где? Почему не отвечала? Когда вернешься?
- Так, стоп! Не гони на поворотах! Я давно тебе никто! И сейчас уж точно ты не вправе требовать от меня каких либо объяснений и повышать на голос! – Да, её всегда раздражал мой приказной тон.
- Лена, ты прекрасно знаешь, как я могу орать, так что сама не гони!
- Не хами! Я просто брошу трубку, отключу её нафиг, и тогда точно не найдешь меня! - Я попытался что-то пропыхтеть в ответ, но безрезультатно. – Степнов, успокойся и к словам не придирайся! Мне по делам нужно в одно место заскочить, а ты пока порядок наведи – вечером придут брать интервью и делать фото в интерьере из какого-то благотворительного фонда, который откликнулся провернуть махинацию с квартирой, чтоб она Диме не досталась. Твоя идея, между прочим!
- Квартира уже безупречна! – Да, пока ждал от тебя хоть какой-то весточки, не заметил, как вылизал твою «крепость». – Я с тобой по делам!
- Ты не найдешь, заблудишься! Потом тебя с полицией искать?.. – Упрек на упреке упреком помыкает.
- Я с тобой!
- Хорошо, вызову такси тебе. Выходи минут через пять.
Без вопросов сел в автомобиль с шашечками, без вопросов из него вышел.
- Так, и что здесь? – указал взглядом на вход в зеркальное здание.
- Репетиционная база «Ранеток», - прошептала она, не поднимая глаз.
- Ну и зачем тебе это надо? Зачем?! Чего ты хочешь добиться? В чём оправдаться? В чём покаяться? Лена, не стоит перед ними унижаться! – припоминая их особо «лестные» отзывы о подруге, ощутил, как ярость затмевает все пять чувств восприятия окружающей действительности.
- Я не для себя! Я для вас с Мишкой! Чем быстрее мы вернемся – тем лучше, а пока они вставляют палки в колёса, это невозможно!
- Лен, ты уверена?
- Да! – Она хотела что-то ещё сказать, но я просто самопроизвольно прижал её к себе. И она замолчала.
- Пойдём! – Не выпуская её руки, открыл перед ней дверь.
***
«В окнах гаснет свет.
Как будто навсегда
Уходит из-под ног
Чужая планета.
Полцарства за билет
Оплачено сполна!
Из тысячи дорог
Я выбираю эту…»

- Привет.
- А мы тебя не ждали! – Прохлопала ресницами в такт своему писклявому голосу Прокопьева.
- И не звали! – усмехнулась Липатова.
- Но с Витей то вы можете поздороваться? Из уважения. Он вашим учителем был! – Мой голос начал срываться – не хорошо это. А за спиной тепло и тяжёлое мужское дыхание.
- Он нашу группу развалил!
- Что?! Да как вы?.. Это вы его семью разрушили, но он вам ничего плохого не делал! Наоборот! Это он из вас команду собрал, инструменты вам в руки дал, выгораживал постоянно всех и каждую! Какие же вы твари! Неблагодарные твари! – И сама такая же. Ничуть не лучше. – Девочки, я пришла попросить вас не мешать. Дима будет до тех пор заседание откладывать, пока я на него авторские права не переоформлю. Зачем вам мои песни? Вы новые написать можете!..
- Эти песни – история группы, её часть, её имидж. И мы не хотим, чтобы ты со своей репутацией, исполняя их где-либо, бросала тень на нас! – Находясь в прострации, я даже так и не смогла понять, кто именно произносит заученные фразы.
- Ошибаетесь! Эти песни, эти слова и эта музыка – часть МОЕЙ жизни, часть моей души, часть моих чувств! Всего того, что я растоптала ради вас, ради вашего успеха, ради вашего благополучия!
- А тебя об этом никто не просил!
- Ради вас однажды я предала своего сына, но сейчас не позволю, чтобы он пострадал! И от того, что мне принадлежит, не откажусь! Не доставлю вам такого удовольствия!
- Лен, пойдём отсюда! – Степнов ухватил меня за локоть.
- Девочки, что за шум? – Из-за едва приоткрытой двери показалась голова продюсера. – А, Леночка… Ну, проходи!
- Вот, подпиши эти бумаги, и я отзову иск! – Когда я плюхнулась на стул, он положил передо мной увесистую папку. Извлекая документы, я пробежалась по строчкам быстрым взглядом, а после изорвала листы на четыре части.
- Зря ты это! – ехидно улыбнувшись, он сощурил глаза.
- Слушай, козёл! Не смей угрожать моей!..
- Кому-кому?! Ну же, договаривай! – В высокомерном взгляде Димы так и читалось: ну и на кого ты меня променяла, дура?! Да знаю я сама, знаю с какой легкостью Степнов не то, что от собственной женщины, от собственных слов отказывается! – Лен, послушай, ты чего повсюду таскаешься с этим недо…
- Не смей оскорблять отца моего ребёнка! – Вот тебе и на! Сама от себя не ожидала, честное слово!
- Ребёнка?! Так ты всё-таки не беременна? – Что за манера к словам цепляться?.. Нет, я не позволю ему обрести надежду, что возможно все исправить и вернуть.
- Беременна.
- Беременна. На кого ты меня променяла?! Этот деревенщина и мизинца моего не стоит! – захлебывался он слюной.
- Это ты его не стоишь! Витя – чемпион России, он писатель, хороший друг, лучший сын и отец, а ты – пустое место. Дима, пойми, нас ждёт сын, нам некогда тут просиживать! Отпусти нас.
- Отдай мне ВСЮ музыку; бизнес: твой магазин музыкальных инструментов процветал эти годы, но сейчас ты сама его потопишь; и благотворительный фонд для бездомных животных на меня переоформи – милосердие мне к лицу! – Подлецу всё к лицу! Хорошо, что не вырвалось! - Отдай мне всё, и обретёшь свободу!
- Нет, я буду драться, биться... Надо будет – глотку тебе перегрызу, но СВОЮ музыку тебе не отдам! Так и знай! Степнов, пойдём отсюда!..

***
«Под беспризорными дождями,
Уже не ясное совсем,
Однажды прожитое нами
Не отпускает насовсем…»

Нет, он себя позиционирует, как настояий мужик! Так веди себя достойно – отпусти красиво! Прояви хоть каплю благородства! Не умеет… Не умеет он Ленку любить! Хочет, да не может! Не достоин он ни её, ни любви её тем более! Я, наверное, тоже во многом был не прав, но если она ради него меня бросила – он просто обязан быть лучше! А он… одно сплошное недоразумение! Когда уже это чёртово интервью кончится? Надоело сидеть в засаде, да и Лену хочется успокоить. Знаю же, что переживает, что устала жутко. Ленка… если бы всё вернуть…
- Всё, ушли наконец-то! – Кулемина…
- Устала? – Ни за что не признается!
- Нет. Нормально, правда. Ты маме не звонил?
- Она сама звонила. Всё с Мишкой хорошо. Скучает немного. Ну да ладно – пора потихоньку взрослеть, - улыбаюсь и пытаюсь в её глазах разглядеть хоть какую-то реакцию.
- Дождался бы он только мл… - Чувствую, что никак не определится между братом и сестрой. – Донора бы дождался.
- Ну, тогда может, попробуем?
- А что? Попытка – не пытка… - И начала раздеваться! Вот что за самостоятельность, а?! – Только у меня к тебе просьба – без рук! – Я только обхватил её запястье, чтоб потянуть к кровати, а тут такие новости! Это она вообще как себе представляет: «Без рук!»? Как в тот раз что ли? Я уже так не смогу!
- Как получится, обещать ничего не буду. - А сам уже по её ногам ладонями скольжу.
- И без поцелуев! – Ну, это по-любому! Даже если захочу – не смогу, да и не бритый я.
Одной рукой опираюсь о кровать, нависая над ней, а второй острые коленки глажу, внутреннюю поверхность худющих бёдер. Задел бантик на белье, она дернулась, как от сковородки.
Одной рукой, обхватив её за поясницу, приподнял, а второй рывком стащил трусики из какой-то ужасно мягкой ткани. Как же давно я не раздевал её с нетерпением. Думал, уже никогда. А она… В её глазах ни страха, ни азарта, ни упрёка, ни желания. Зажмурилась крепко-крепко, в комок вся сжалась, ноги скрестив, под себя поджала. Покрывало, на котором я сижу, на себя натянуть пытается. Неужели ей настолько противно? Ну, стерпела же тот раз, пусть ещё немного потерпит.
- Лена, есть такое слово: «Надо!»…
- Не хочу! Не хочу и не могу! Да и ты… Думаешь, не вижу, что ты через силу пытаешься избежать грубости. – Наверное, в тот раз я сильно её обидел – хорошо она тогда мне звезданула! – Степнов, пойми, тебе ребёнок нужен - так дети должны от любви рождаться! А то, что было у нас в прошлый раз, даже сексом не назовешь – ты лишь удовлетворил свои физиологические потребности, стресс снял, а обо мне и не подумал! Вот и не получилось ничего! Как животные размножаемся, спариваемся – противно!
- Кулёмина, ты одно сплошное противоречие! Сама просишь обойтись без ласк, без нежности и тут же упрекаешь чуть ли не в насилии!
- Я изначально предлагала тебе альтернативу, а ты зачем-то настоял на близости. – Не зачем-то. Я всё вполне внятно объяснил! Да и что она хочет этим сказать? Её Величество согласилась, а я должен асфальт под её ногами целовать? – И сколько ещё потребуется этих мерзких попыток – неизвестно.
- Мы спасаем жизнь нашему сыну. Думай об этом! – Когда коснулся её дрожащей руки, сразу понял, хочу не только второго ребёнка от неё, но и её хочу. Здесь и сейчас! Хочу! А она: «Мерзкие попытки»… Я же тогда допустил жуткую ошибку – совсем не старался её почувствовать, не разглядел даже толком. А сейчас загибаюсь от того, как хочу её заново узнать, жажду убедиться, что она не изменилась, что она всё та же, прежняя… Ещё мне просто необходимо проверить отсутствие на её теле шрамов и наколок. Она тогда буквально бредила одним иероглифом, а кроме меня ей никто ничего запретить не в силах – парадокс, конечно, но это чертовский приятно. Не дай Бог, на её заднице хоть что-то красуется! Убью!..
Прикрылась подушкой и теребит край наволочки. Нервничает. В пустоту глядит. Пути отхода обдумывает. Только вот темнота с тишиной не скрывают её сбившегося дыхания и лихорадочного блеска в глазах. Бояться она меня не может априори, значит…
Отшвырнул подушку, пальчики на ногах поцеловал, коленку. Ночник включил.
- Майку снимай! – прохрипел не своим голосом, обезумевши от её дрожи.
- Нет.
- Снимай, говорю! – Любит она надо мной измываться!
- Свет выключи!
- Нет.
- Тебе надо – сам и снимай! – Потянул за лямки и разорвал на две части.
- Хорошая майка была…
- Новую купишь.
Постепенно избавляясь от собственной одежды, я крутил и вертел ею, как хотел, осыпая несдержанными поцелуями до тех пор, пока она сама, оказавшись вновь на спине, не обвила мою спину ногами. Совершенно забывшись, я потянулся за поцелуем, но она увернулась. Я был сверху и видел, как выворачиваются её ключицы, как жадно и часто она глотает раскрытым ртом спёртый воздух, и проступившую тонкой паутинкой на её лбу испарину я тоже разглядел. Её взлохмаченная чёлка вздыбилась, а от каждого моего движения по её бархатистой коже табуном бегали мурашки. Я не увидел – я почувствовал, что она не терпит. Я узнал, вспомнил её, вспомнил, от чего ей хорошо. Каждая впадинка, каждая округлость, каждая родинка, каждая сладкая складочка – всё на своих местах. Разве что спина стала едва шире, а попа чуть круглее. И кстати, без иероглифов. Не ослушалась, значит… Она вся та же, какой я когда-то её создал. Только вот её пальцы с дикой силой сжимают не мои плечи, а простынь. И это ужасно злит. Крепко сжимая губы, она с завидным усилием воли подавила стон, рвущийся из самой глубины души, из-за чего на её левом глазу появилось красное пятно – лопнул капилляр.
Мне хватило сил только погасить свет, содрать никотиновый пластырь, поцеловать пульсирующую жилку на её шее и прижать Кулёмину к себе, дабы в душ не убежала.
- Успеешь ещё от меня отмыться, полежи пока, отдохни. – А в ответ слёзные всхлипы. Да что я опять не так сделал? Не мог же я ей боль причинить?
Она однажды только плакала. Я сразу в её глазах страх разглядел. Решил ещё раз спросить про Гуцулова, а она опять солгала. Я был бы медленнее, нежнее, аккуратнее, а так… злость, ярость, ревность, желание быть лучше сорвали мне голову окончательно. Она тогда так плакала… Я никогда раньше и представить не мог, что она так может плакать. Сквозь слёзы отчаянно пыталась убедить: любит меня, хочет, чтобы мне только с ней хорошо было, и другого с собой не видит рядом, только боялась, что ответственность на себя брать не захочу, что вдруг да побрезгую. Дура! Тысячу раз дура! Думал, уйдёт утром, а она осталась. Только я потом месяца три не знал, с какой стороны к ней подойти. С ума сходил. На себя злился, на неё. А потом она сама первая целоваться полезла. Только вот сейчас-то чего разревелась?
- Лен, ты чего сырость разводишь?
- Так не бывает… Так не может быть! В прошлом будто побывала. Зачем ты так со мной? Просила же - без рук! Просила!..
- Кулёмина, тебе плохо было? – развернул её к себе лицом.
- Хорошо. Говорю же, так не бывает.
- С Димой лучше?
- Не сравнивай себя с ним! Ни в чём и никогда! Я не к нему от тебя ушла! Я просто от тебя ушла! – Понимаю, и от этого еще больнее.
- Может, с Васей лучше?
- А с ним вообще ничего не было! Кино, кафе, цветы, поцелуи и прогулки при луне! Всё! – Короче всё то, чего у нас не было. Дебил – сам виноват. Ласка, внимание – не дашь ты, уйдет туда, где дают в большем количестве! Надо было заваливать её медведями и цветами, и никуда бы не делась от меня! Пела бы в караоке, а потом у кроватки колыбельные, на гитаре у костра на Рассказовской даче бы бренчала. И моя бы была! Моя! Только моя!..
- Слушай, а как так получилось, что дядя тебя у племянника отбил?
- Такой большой, а не понимаешь очевидных вещей? Вася был подставой. Он требовался только для того, чтобы нас с тобой рассорить. Схема такая: я -золотая рыбка, Дима – рыбак, а Василий – наживка! Он сейчас с Прокопьевой, кстати.
- Да уж, шведская семья, ничего не скажешь. Так это что получается – у тебя только два мужика было? – Поежилась, будто мёрзнуть начинает. Ну, укрыл её одеялом и к себе прижал покрепче.
- Ага, два мужика и два пацана. – Вместо слёз по лицу расплылась улыбка.
- Гуцулов, кстати, уже дважды папа.
- Ага, знаю! Мы же с ним общаемся! Что хочешь говори, но друг он классный! Зеленова думает, что Алина – это такое новомодное имя, созвучное с её, а мне Гуцул сказал, что это древнейшая форма моего имени. Представляешь, дочь в честь меня назвал! Приятно… Слушай, надеюсь, от тебя он ничего не знает?
- Нет.
- А кто знает?
- Пётр Никанорович, родители твои, Новикова… - Лерка хоть и трепло хорошее, но язык за зубами держать умеет. – Мои родственники: мама и тетка, ну и Рассказовы.
- А водиться тебе кто с Мишкой помогал? – Как же она умеет виновато прятать взгляд!
- Софочка с Леркой поначалу друг друга сменяли, а потом мама приехала. Она года два у нас жила, пока Мишка окончательно к саду не привык. – А потом нас воспиталки как мухи облепили. Только и успевали отбиваться.
- А Уткина?
- Да оставь ты уже в покое Светочку! Что она тебе сделала, а? Я сам её близко ни к себе, ни к Мишке не подпущу, обещаю! – Своими расспросами уже начинает меня бесить. К тому же жутко спать хочется.
- А расскажи мне про сына?
- Что тебе рассказать? – Как он не боится смерти, скучает без меня и хочет увидеть тебя? Это рассказать?
- Ну не знаю, всё рассказывай! Фотография у тебя есть его с собой?
- Нет. Мы давно не фотографировались.
- А когда вернемся, сфотографируй его хотя бы на телефон. Пожалуйста.
- Ты забыла, какой у меня телефон?
- Я тебе свой дам.
- Ладно, если так хочешь.
- А что он любит? Кушать что любит, играет во что, мультики какие смотрит? – За разговором даже не заметил, когда с моей подушки она перелегла на мою грудь.
- Мультфильмы он смотрит старые, советские. Все игрушки отдаст за бабушкину стряпню и мой плов. Мечтает о железной дороге с тех пор, как в Екатеринбург съездили на поезде. Сказки ему прадед читает. И Мишка знает, кем Пётр Никонорович ему приходится.
- Да? Получается дед давно в курсе, и вы у него частые гости, а я каждый год раза по два-три его навещала, и он ни слова, ни полслова. Да, дед…
- А ещё Мишка тебя постоянно рисует. Похоже получается. – Пальцы помимо воли завели прядку пшеничных волос за ушко.
- Меня?! Ну, он же меня не видел ни разу!
- Но очень ждёт.
- Зачем ты мне это говоришь? Всё равно же не пустишь!
- Не пущу. Лен, ты пойми, для него это очень серьезный стресс, очень тяжелые эмоции. Да, он тебя ждёт, но я не знаю, как отреагирует его организм. Рисковать я не могу. Да и по себе знаю, как тяжело тебя терять. – Буквально соскользнула с меня и отвернулась. – Лен, та колыбельная… «Реки любви», кажется. Это для Миши?
- Да.
- Красиво. Правда, очень красиво.
- Я и для тебя кое-что написала.
- Дашь послушать?
- Записать не успела. Пойдём в гостиную, сыграю на рояле. – Подскочив с кровати, я кинулся на поиски своей одежды. Она же, завернувшись в одеяло, покрылась румянцем, но взгляда от меня не отвела.
Потом скинув свое облачение, достала из шкафа махровый халат и, не включая света, босыми ногами побрела в нужном направлении, я за ней следом.
Устроился в кресле, она за инструментом, включил торшер. И принялся слушать. Музыка, заполнившая комнату, завораживала, а потом Лена запела.

- Снова лунный свет в окне,
Снова мысли о тебе.
Вовремя не поняла,
Что ты значишь для меня.
Кто из нас не уберёг?
Будет для меня урок.
Видно, так уж суждено,
Но знаю лишь одно:

Я не забуду никогда
Твои глаза, твою улыбку.
Я пронесу через года
Свою вину, свою ошибку.
Я не забуду никогда
Эту любовь и это чудо.
Я пронесу через года,
Я не забуду.

Время медленно идёт,
Но оно растопит лёд.
Нет у нас судьбы другой,
Этот мир для нас с тобой.
Говорили мне друзья,
Но не слушала, и зря.
Береги любовь свою!
Я тебе пою...

Я не забуду никогда
Твои глаза, твою улыбку.
Я пронесу через года
Свою вину, свою ошибку.
Я не забуду никогда
Эту любовь и это чудо.
Я пронесу через года.
Я не забуду...

Я - не - за-бу-ду никогда...

Я не забуду никогда...

Я не забуду никогда
Эту любовь и это чудо...
Я пронесу через года...
Я не забуду...

Я не забуду...

Я не забуду.

Да я и сам не забуду. Но ничего уже не вернуть.

 Отправлено: 21.08.11 20:36. Заголовок: Девочки, золотые мои..

Скрытый текст

Девочки, золотые мои, спасибо что читаете и не остаетесь равнодушными! Спасибо, что делитесь теплом,светом, частичками своих душ! Для меня это очень ценно! Вот такую бесподобную обложку мне подарила Оленька Elfa А такой замечательной, душещипательной песней Письмо от матери со мной поделилась Дина golfstream Салют моим музам: Лена, Надя, Оля - от всего сердца спасибо вам за прочистку мозгов! Надеюсь, никого не разочарую сегодня и в дальнейшем

10
«под новым небом мы едва знакомы,
разучивая время перемен
нечаянных потерь и измены дома,
и ничего по-прежнему взамен…»

Потом она с ногами устроилась на диване. Во время разговора ни о чём: о школе, об общих знакомых и друзьях, Ленка незаметно заснула. Укрыв её пледом, вернулся туда, где совсем недавно любил её, где я, хоть и ненадолго, но позволил себе почувствовать её своей. Уткнувшись лицом в пропахшую ею насквозь подушку, забылся дурным сном, а уже совсем скоро проснулся от гораздо менее приятного запаха. Кулёмина так и не научилась готовить…
- Ленка, ты чего, пожар решила устроить?! – Стоит у окна, полотенцем машет. Злющая и запыхавшаяся, а от того смешная какая-то.
- Я есть хочу! – По взгляду видно, что быка готова уделать.
- Да, кулинарными талантами ты не блещешь! И кто кормил тебя все эти годы? – Выбросил сковородку в мусорку – даже мой жизненный опыт не позволяет догадаться о том, что там было изначально.
- Рестораны, кафе, полуфабрикаты, фаст-фуд … - Меня аж передернуло.
- Сам голодный. Ты плиту давай отмывай, а я пока холодильник проинспектирую!
- Ты там ничего не найдешь – я последние продукты перевела.
- Ну, собирайся тогда, в магазин поедем.
Пока Кулёмина тщательнейшим образом подбирала к ремешку наручных часов кеды и солнцезащитные очки, я таки реанимировал сковороду, и даже на электроплите ни одной царапины не осталось, после одной хитрости она засияла белизной.
Лишь в её машине, в закрытом пространстве, я почувствовал чем пахнут её духи: драйвом, дерзостью, адреналином, свободой, городской пылью, наглостью… А перед глазами, как наваждение, прошедшая ночь. И в голове её голос: плохо скрываемые стоны, наивные вопросы, слёзы. Ленка.
Она мне что-то сказала, хлопнула дверью. Я молча следом поплелся.
- Так, Кулёмина, договор такой: инициативу на кассе проявлять будешь! Продукты я сам выберу! – Увидев, какую гадость набирает в корзину Лена, сразу решил прекратить это безумие.
- Что, опять: ты – начальник, я – дурак? – Состроила недовольное личико. Изо дня в день вспоминаю её всё лучше, и Мишка, черт от неё унаследовал гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд.
- Молодец!
Обиженная Кулёмина бродила за мной и подпевала одними губами радио. Совершенно незаметно она отстала. Нашёл её в отделе… Короче, если по-русски, в кулинарии. Она жадно уплетала уже оплаченный хот-дог.
- Совсем терпеть не можешь! Во время беременности за троих ешь? – Она, продолжая с наслаждением жевать, отрицательно помотала головой.
- Вообще не ем.
- Это как?
- Не лезет мне ничего, и обратно всё моментально выходит! - Ну и к чему такие подробности? Только вот чем тогда ребёнок внутри неё должен питаться?
- Слушай, а откуда плод витамины, минералы получает? Он же там внутри постоянно развивается.
- Из меня! Откуда ещё? Знаешь, какая я страшная, когда беременная? Ногти слоятся, волосы жутко лезут, сама бледная вся… Жуть, в общем! Ещё и зубы в тот раз крошиться начали – потом один вставлять пришлось. – Да, не особо ей это в кайф!.. Ну, все рожают и ничего! У неё к тому же опыт есть!
- Готовься морально! Запасы откладывай! – Откусив немного хлеба, ущипнул её слегка за бок. И тут же поймал на нас пристальные взгляды: что они как первобытные? Звезду ни разу не видели что ли?
- Деньги давай! – прошептал ей на ухо, когда у кассы подошла наша очередь.
А потом, обвешав меня пакетами, открывала передо мной двери. Честно говоря, когда мы вышли, машину я не узнал…
- Лен, я в своё время только немецкий основательно изучал. Английский так – серединка на половинку!.. – Я смотрел на исписанное краской заднее стекло внедорожника и думал, чем же это можно оттереть?.. – Что тут написано?
- Американский матерный! – Плевок в сторону. Так, только держись, только не сорвись! Так тяжело бросала! Не стоит эта чепуха твоего здоровья!
- Ну и зачем ему это надо? Он что, решил тебя совсем загнобить?
- Дима тут ни при чем. Это самодеятельность моих фанатов. – Открывая мне багажник, Ленка пыталась выглядеть невозмутимой.
- Это они так любовь свою выражают?
- Да нет. Вероятно, это протест против действительности. Они же всегда были уверены, что я белая и пушистая, а оказалось, что показалась, - выдавила нечто наподобие ухмылки. – Не оправдала я их надежд. Омрачила образ «американской мечты»!
- А им-то какая разница, а? Они понятия не имеют, каково это было пережить! – Я начал заводиться, причем не на шутку.
- Понимаешь, артист, звезда моего масштаба – это не просто кумир, это культ, образ мысли и образ жизни. И получается, что я лгала им всё время. Притворяясь хорошей, всегда была плохой. Не отвечаю я их высоким морально-нравственным ценностям. Гадина я, каких свет не видел! И нет мне прощения!
- Ты вообще-то не святая! И как бы они тебя ни обожествляли, ты – человек! Среди людей нет идеальных! Людям свойственно ошибки совершать! Чего это они так на тебя ополчились?
- Ты реально так думаешь? Степнов себя-то слышишь?! – Да, слышу. Пребываю в трезвом уме и светлой памяти. Сам был виноват, сам все испортил – слишком многого требовал. Как и твои фанаты, слишком идеальной тебя считал.
- Да, я до сих пор тебя не простил. Но это не мешает мне осознавать, насколько тебе не просто дались все те, да и последующие решения.
- Интересно, когда это ты приобрел возможность объективно воспринимать реальность? Раньше на все вещи смотрел исключительно со своей колокольни! И правда была всегда одна – твоя правда! – Да знаю я, Леночка, знаю, что сам всё разрушил! Сам был кругом виноват! И от того тошно – кошки на душе скребут. И обнять тебя хочется! Дико хочется! Будто не было ничего… Только вот обида не отпускает – грызет червяком. Сердце так порой ноет, что сил на тебя смотреть нет.
- Оба были хороши. Ни к чему сейчас прошлое ворошить… Сына спасём и разойдёмся, - прохрипел я на выдохе, стараясь избежать с Кулёминой зрительного контакта.
Она молча обошла машину, хлопнула дверью и начала заводить мотор. Когда я устроился рядом, она буквально потребовала протереть её очки, я, достав салфетки, вполне вежливо попросил её последовать моему примеру и пристегнуться. Но Кулемина самым наглым образом проигнорировала мою просьбу.
Пропустив пару автомобилей, Ленка вырулила с парковки. Стоило автомобилю объехать угол здания, как лобовое стекло покрылось краской. Кулёмина резко затормозила, и в это мгновение я скорее почувствовал, чем услышал удар чего-то тяжёлого по капоту. Тут же я выскочил из салона. Происходило всё слишком быстро. Действовал, руководствуясь исключительно каким-то первобытным инстинктом, когда наши предки камнями забивали мамонта, только я был отнюдь не охотником. Скорее - частью добычи.
Я схватил за шкирку какого-то подростка и хорошенько ему вмазал. Ещё двое разбежались в разные стороны, а тот, у которого в руках была бейсбольная бита, направился в мою сторону. Чушь, что против лома нет приёма! Против взбешенного кигбоксера нет приёма – вот это да! Ярость настолько ослепила мне глаза, что очухался я только тогда, когда на запястьях защелкнули наручники, а парень харкал кровью на асфальте.
Крепкие туземцы в форме, усаживая меня в машину, что-то говорили, а я, не понимая ничего из происходящего, смотрел, как закрываются двери медицинского эскорта, скрывая Кулёмину в бессознательном состоянии на носилках.
Привезли, ни много ни мало, в полицейский участок. Телефон, ремень, шнурки – всё на стол! Вопросы задают, а я молчу. Бить начали, а я всё равно молчу. Ещё и документов с собой нет… Короче, отомстили они за своего земляка. А когда уж до них дошло, что я из России и ни черта не понимаю, оставили в покое. Переводчик на наш человеческий в отпуске – телефонными звонками его дергать стали. Запрос в посольство отправили. Да уж…
Дальше – лучше. Дело завели. В городскую тюрьму определили. Одежду отобрали, спецформу выдали. Медосмотр, после чего на сутки в карантин поместили, по прошествии которых завтракать мне пришлось в большой, «дружной» компании заключенных…
Господи, да всё я стерплю! Всё переживу и всё вынесу! Тем более за своих! Мне бы только знать, что с сыном моим всё в порядке! Что с Ленкой (моей Ленкой!) всё нормально!..

 Отправлено: 23.08.11 11:05. Заголовок: http://i.pixs.ru/st..

11

«Бесчувственны числа, и здравого смысла
Последняя капля срывалась на крик.
Война со словами оставила шрамы -
Фантомные боли, к которым привык…»

Сама поражаюсь, как мне благоразумия хватило сразу не кинуться на свиданку к Степнову, когда наконец-то уломала врача о выписке. Мне хоть мозг и отшибло, но догадалась, что он уже за решёткой. Вызвонила адвоката, и начали с ним во всех инстанциях пороги обивать. Нужный полицейский участок сам нашёлся. Им были необходимы мои свидетельские показания против Степнова. Ага, два раза, блин! Только туфли зашнурую!
Радовало одно – наличие хоть какой-то информации. Я привезла его документы, переговорила с мужиком, которому поручили вести его дело, и да… дала взятку! Чтобы, пока я улаживаю бюрократические нюансы, с Витей всё было бы в порядке!
Потом посольство, затем убитую машину со штраф-стоянки забрала и тут же загнала её на запчасти. Со следующего же дня начала ездить на своём красном кабриолете, хоть и прописан был постельный режим на неделю. Поиск свидетелей, попытка внести залог… Отказ! И ко всему прочему ужасные головные боли, обмороки, скачки давления. Да, если Степнов узнает - а он узнает! - мне несдобровать! Представляю, как он будет ворчать: «Я же говорил, пристёгиваться надо!»
Кстати, свидание я наконец-то выпросила – будем по телефону через стекло разговаривать.
- Привет. - Теперь понимаю, почему помимо всего прочего, он ещё и сам отказывался от встречи со мной – пугать не хотел. Весь синий. Хуже, чем после боев. И за что я деньги платила? Хотя… всё медленно, но верно заживает, значит, эти травмы получены в бою за мою репутацию. Я же тогда в отключке была. - Долго молчать собираешься? Или тебе уже все зубы выбили?
- Привет.
- Извини, я раньше не могла прийти.
- В больнице была? – Кивнула в ответ.
- Что с тобой? – Кажется, вопрос совсем не дежурный. Понимаю, что если начну рассказывать, дрожащий голос выдаст моё волнение, поэтому просто поднимаю челку. Я же лоб разбила об руль.
- Сотрясение?
- Угу. Шрам, говорят, останется. - А сама его ссадины рассматриваю.
- Не переживай, под чёлкой не видно.
- Американцы – тупые.
- А русские – психопаты! – Улыбнулся он мне по-доброму. – Долго я тут за свой горячий темперамент буду расплачиваться?
- Надеюсь, не очень. Во всяком случае, делаю для этого всё возможное.
- Спасибо.
- Тебе, Вить, спасибо. – В ответ он лишь отмахнулся свободной рукой.
- Ты как себя чувствуешь?
- Нормально. - Вру, и он это видит.
- Не приходи больше. Нас могут прослушивать. Опять статью какую-нибудь накатают – зачем тебе это? – Мне уже всё это безразлично. Захочу и приду. А спорить с ним бесполезно, поэтому нужно просто сменить тему разговора.
- Тебя не трогают? – Да, вот так, во всех смыслах! И не надо так на меня вопросительно смотреть. Да, я тоже могу переживать и беспокоиться.
- Не знаю, сколько и кому ты денег заплатила, но оно того стоило: грязи вокруг много, а я словно в коконе. Благодаря тебе мне и слова никто не говорит. – Как могу, так и забочусь.
- А кормят чем?
- Баландой. Я потом обязательно тебе сварю. – Ещё и ухмыляется. Так и запустила бы в него тапком! – Кстати, ты чем питаешься? Всё по общепитам?
- Супы осваиваю. Макароны с котлетами уже приелись.
- О! Далеко пойдёшь!
- Ну, если ты ещё научишь меня свой плов готовить!.. – Давлю на мужское самолюбие, осознав это только когда он уже расплылся в блаженной улыбке.
- Лен, а по улице как перемещаешься? Звонками, письмами никто не угрожает? – Похоже, он фильмов ужасов обсмотрелся.
- Полицейские, после того, как во всём разобрались, выделили мне телохранителя в штатском. - Пусть думает, что «инкубатор» под охраной. Ему будет спокойнее. - Нормально всё.
- А Дима?
- Я его больше не видела и не разговаривала. Он, наверное, ждёт, когда я сама ему всё на блюдечке с голубой каёмочкой принесу. Не дождётся!..
- Упрямая ты.
- Больно всё терять.
- И мне больно было… - Ну сколько можно? Я же тоже не каменная!..
- Ладно, я пойду.
- Подожди… Спросить тебя кое о чём хочу… У нас в тот раз получилось?
- Не знаю. Мало времени прошло. Тебе что-нибудь принести?
- А ты ещё придешь?
- Если не хочешь, не приду.
- Приходи. Буду ждать.
Положила трубку и на негнущихся ногах вышла на улицу. Захотелось курить. Нельзя. Степнову обещала.


***
«И кто хранит тебя с небес? не знаю, ангел или бес.
В герои всех твоих чудес я не гожусь.
Но тот, кто так тебя хранит,
Я знаю, никогда не спит.
И все-таки, я за тебя боюсь…»

Сегодня в переговорочном пункте как-то уж слишком душно. Даже Ленка вон толстовку сняла, в одной футболке сидит. Я иду, а она меня ещё не видит. Интересно за ней наблюдать… Так! Откуда синяки на её руках, и что за пятно она пытается волосами на шее скрыть?
- Привет! – вскрикнула она моментально, когда я трубку взял.
- Откуда?
- А… об косяк стукнулась! Ты как тут? Чего угрюмый такой? Скоро тебя отпустят, слышишь… – Старается снизить мою бдительность.
- Засос откуда?! Дима? Убью!
- Успокойся. - Настороженно огляделась по сторонам и нехотя натянула кофту.
- Зачем ты к нему ходила? У вас что-то было?!
- Во-первых, успокойся! Во-вторых, какая тебе разница? В-третьих, ничего не было!
- Рассказывай! Всё рассказывай!..
- Ездила вчера на встречу с адвокатом. Вернулась домой, а он на кухне мои котлеты жрёт. Ключи-то у него сразу не забрала… - И когда только стала такой растяпой?!
- Дальше!
- Попыталась с ним поговорить. Деньги предлагала.
- А он?
- Деньги ему не нужны. Ему нужны песни и… - Только не говори, что ты! – И я!.. – Она, вероятнее всего, беременна. От меня беременна! А этот гад посмел её трогать!.. Убью!
- Вас можно поздравить? Ваши отношения возродились? – А мне хоть вой. Она же сейчас ни за что в Швейцарию не вернется, а придёт время рожать – где её искать? Опять бегать за ней? А если он заставит её аборт сделать?..
- Степнов, не сходи с ума! Какие к черту отношения?! Ты вообще слышишь меня? Говорю тебе… - Устав выслушивать её фальшивые оправдания, бросил трубку. А в следующую секунду через стекло по её губам прочитал: «Ничего не было!»
- Да, он хватал меня за руки! Да, лез с поцелуями! Да, он меня лапал и прижимал к стене! Но я ему даже пряжку ремня не позволила расстегнуть! – кричит она в трубку, а я, морща глаза, скрываю ярость.
- Ещё скажи, что подрались, и ты его прогнала!
- Нет. Просто у меня кровь из носа пошла, это из-за сотрясения. Я ему всю рубашку перепачкала. Он послал меня по матери и ушёл. Ну и да, треснула я ему…
- А если бы он не ушёл?
- Ушёл - и Слава Богу! – А если б не ушёл, в результате остался бы инвалидом! – Забудь! У меня вообще-то новость для тебя есть! Мама звонила, привет тебе от Миши передает. У них всё хорошо и…
- Ты с ним разговаривала?! – Не дай Бог!..
- Нет. Никто не разрешал. И мама моя на твоей стороне… - В уголках зеленых глаз заблестела влага, из-за чего Ленка очки нацепила. - Тоже считает, что доверять мне нельзя.
- Как твой суд?
- Пока никак. Думаю, после моего отказа Дима ещё один иск сочинит.
- А мой как?
- Делаю всё возможное, чтобы дело до этого не дошло.
- Зачем тебе это?
- Ну да, конечно, я ещё та скотина! Бросить тебя в тюрьме в чужой стране – почему бы и нет?! Сын там без него скучает, плачет, мать ждёт не дождётся!..
- Мама звонила?
- Да, до деда дозвонилась, потом до отца. До тебя-то не может! Извилась вся! – Бедная моя мамочка, я ей совсем звонить забываю, а она переживает не меньше меня. Ждёт, когда Мишка выздоровит, и мы к ней приедем.
- Чего голову повесил? Папа её успокоил. Она даже с внуком поговорила, душу отвела. Если больше ничего спросить не хочешь, я пошла!
- Ты не узнавала, беременна ты или нет?
- Нет, не узнавала. Только почему-то кажется, что вряд ли. Ладно, пока!
На следующий день она не приехала. И через день тоже. Я ждал. Очень ждал. Хотел просто услышать её голос, в глаза заглянуть. Ленка… Пока я тут, любой козёл может к ней подойти и обидеть. Ходил из угла в угол или лежал, отвернувшись к стене. И даже баланда не лезла. Ещё и по сыну дико заскучал, хоть на стену лезь. Он мне по ночам сниться начал, хотя вообще сны давно не видел уже… Лет пять.
На третий день мучения кончились. Меня освободили. Получив на руки телефон, я сиюминутно позвонил маме, не утруждая себя хотя бы примерно прикинуть который там у неё час. Успокоил её, она меня успокоила. Легче на душе стало. Ни до Веры, ни до Никиты дозвониться не смог. Вышел на улицу. Красный кабриолет. Обладательница белой макушки за рулём.
- Твоя вторая тачка?
- Моя вторая тачка! – протянула она с гордостью. – Правда, красотка?
- Ещё какая…

 Отправлено: 28.08.11 18:00. Заголовок: 12 «Нет средства сог..

12
«Нет средства согреться, если вдруг остановилось сердце.
Нет средства от смерти на свете.
Нет средства вернуться, если не получится проснуться.
Нет средства от смерти.
Не похожий на ветер...»

Когда вернулись домой, Степнов оценивающим взглядом прошёлся по тому порядку, что я старательно наводила несколько часов кряду. Я даже загордилась. Только вот на кухне стоял запах прокисшего супа – забыла его на плите ещё вчера.
- Есть нечего, - заключила я с досадой. - Ну, ты иди в ванную, а я чего-нибудь соображу, - начала толкать его по коридору в нужном направлении.
- Ты сообразишь что-то на кухне?
- Не умерла же я от голода, пока тебя не было! – Да, про смерть с ним лучше не шутить. От одного взгляда холод насквозь пробирает. – Я из интернета рецепты осваиваю. Выходит вполне сносно.
Услышав, как зажурчала вода, поняла, что водные процедуры будут долгими. Надеюсь, на этот раз ванной моей не побрезгует, отпарится, отмокнет, как следует, отдохнет… Знаю, что кормили его там не вкусно. Продуктов дома не особо, да и кулинарными талантами я обделена. Надо что-то сытное смастерить. Так, картошка, мясо, зелень всякая… Решено, зажарю я всё это вместе. И пусть хоть пискнет, как это вредно, ни одного кусочка не получит.
Начала накрывать стол, когда небрежно брошенный им телефон на диване зазвонил. Засветившаяся на дисплее надпись «Вера» вселила в меня уверенность, что я вполне могу ответить.
- Да, мам, привет.
- Это не мама. Это Миша. - Мой детский голос в ответ.
- Миша? – И больше ни слова. Как рыба хватаю ртом воздух, слова где-то на пути к горлу застряли.
- Да, а Вы меня знаете?
- Знаю.
- А я Вас?
- Нет. - Щиплет в глазах и точно не от лука.
- А откуда Вы меня знаете?
- Папа твой рассказывал.
- А где он? Я ему звоню!
- Он не может сейчас ответить.
- А что с ним? Что с моим папой?! – Детский голос задрожал также как и мой.
- Миша, с твоим папой всё хорошо, честно! – Как подумаю, что с единственным родным человеком моего сына что-то могло случиться, дурно становится.
- Скажите ему, что я скучаю! Мне очень без него страшно! Пусть ко мне мой папа придёт!
- Миша, ты очень-очень-очень скоро его увидишь! – Это ж надо, настолько мне не доверять, чтобы маленького сына, который в нём души не чает, одного оставить?..
- Правда? Скоро-скоро? Вы не врёте?
- Правда… А вот и папа…
Отдав обезумевшему Степнову телефон, налила себе воды в стакан и, сев на рабочую столешницу, начала медленно тянуть воду. У меня дрожали руки, и зуб на зуб не попадал, как от жуткого мороза, из-за чего я облилась водой. Хотелось уткнуться в Витино плечо и зареветь в голос, а он разговаривал с сыном. Что-то ему объяснял, что-то обещал. Успокоился, ко мне подошёл.
- Я ему ничего не сказала, честное слово.
- Знаю. – Отвел волосы, которые прилипли к влажным ресницам и мешались.
- Ничего такого, слышишь?
- Успокойся. Я знаю. – По голове начал гладить, чуть ли не как котёнка.
- У него мой голос. – Это совпадение мне показалось безумно странным и невозможным.
- И твой упёртый характер. – Щелкнул меня по носу и сжал в крепких объятиях, до скрежета в ребрах. Я сидела вплотную, обхватив его бедра ногами и склонив голову к его влажной груди. Мне было спокойно и страшно одновременно. Спокойно от того, что всё же успела услышать голос сына. Поговорив с ним, поняла, насколько он любит отца и, несмотря на то, что Витя без преувеличения самый лучший папа, Мишка жутко во мне нуждается. И у меня осталось совсем немного времени, чтобы решиться и попросить у него прощения. Повзрослев, дверь в свою душу для меня он закроет крепко-накрепко. И потом никакими подарками, ничем я не смогу заслужить его любовь или хотя бы уважение. Я сейчас ему нужна. Сейчас… Господи, что же я натворила?! Как я могла его оставить?.. Как?! А ещё создалась иллюзия, будто Степнов мне доверяет. От этого вообще парить над землей захотелось. И вместе со всем этим страхи, сомнения, переживания… Я всё ждала, когда Витя оттолкнет, наорёт, а он просто был рядом. Я знаю, он жутко перепугался, что я сыну всю правду могла рассказать, слышала, как часто стучит его сердце и как скрипят его зубы. Я вдруг осознала, что вся эта ситуация с Мишей могла давно снести ему крышу начисто. А он изо всех сил продолжает держаться. И будто меня от истерики спасти пытается.
Я неслышно плакала. Он невесомо гладил меня по спине поверх рубашки вдоль позвоночника. Мы бы, наверное, так и уснули, но из моего носа слабой струйкой полилась кровь.
Степнов, не хуже профессионального врача, моментально оказал мне первую медицинскую помощь. Кровотечение остановил, нос прочистил. Уложил на диванчик, подложив под голову небольшую подушку. Сам сидел рядом и, не сводя взгляда с моего лица, гладил по волосам. Хотелось закричать, чтоб он не издевался, возвращая тем самым меня в безвозвратно утраченное прошлое, но я только наслаждалась его близостью и представляла, как бы мы могли жить все втроём… Степнов бы работал тренером в спортивной школе, а по вечерам в фитнес клубе подрабатывал. Я бы ждала его долгими вечерами и, дико ревнуя к длинноногим нимфеткам, ограничивала «доступ к телу». Скорее всего, продолжила бы учёбу на заочном отделении. Может быть, работала. В школе, например, вместо Агнессы Юрьевны. Музыку мне вполне по силам преподавать. Мишка, конечно же, в садик ходил. Они бы с прадедом книжки читали, поделки всякие мастерили. А чуть позже я обучила бы его игре на гитаре. Он бы доверял мне, как себе. Мы бы были ближайшими друзьями, а не просто семьей. Семейные праздники, пикники, а на отпуск к Витиной маме. А мой успех?.. Всех этих высот вполне могла и Новикова добиться. Приезжала бы после длительных гастролей уставшая, но довольная. Старательно мне мозг бы прочищала на тему того, что я такой шанс проворонила, превратившись в домашнюю клушу. А я бы не спорила. Я бы знала, что это и есть счастье. Моё счастье!.. Но свой шанс я всё же упустила.
Как на уроках повторял Игорь Ильич в ответ на мои теории: «Лена, история не любит сослагательного наклонения, запомни!»…
Немного позже Степнов всё же оторвался от меня и заварил ароматный крепкий чай. Придерживая за спину, помог сохранить сидячее положение – у самой сил совсем не было. Долгое время терпеливо держал горячую кружку, из которой я с наслаждением пила целебный напиток.
- Ты спать хочешь?
- Хочу. А ты есть?
- Хочу.
- Ну, давай тогда поедим немного. – Стащила я со стола краюху хлеба. – Может, у меня силы появятся до спальни доползти.
Сдерживая желание поворчать на меня, Степнов лишь с досадой вздохнул, когда увидел ужин. Да, это не только вкусно, ещё и вредно. Но, блин, один раз живём! Хоть в чём-то можно себе не отказывать?!..
Он молча разогрел картошку, разложил по тарелкам; вилки, ножи, салфетки, молоко в бокалах… Для натюрморта только цветов не хватало. Ел он с аппетитом, кажется даже настроение поднялось немного. Попытался пару раз пошутить, а я все как зомби: слышу голос сына, сквозь пелену времени его крохотное личико разглядеть пытаюсь.
- Миша спрашивал обо мне? – поборов страх, я всё же решилась задать разрывающий меня вопрос.
- Спрашивал… - Он кинул на меня настолько резкий взгляд, что, вздрогнув, я напряглась в ожидании рассказа о моей смерти. – Я не знал, что сказать. Я себе-то толком не мог объяснить ничего. Пётр Никанорович придумал для него сказку о том, как мама в поисках самой хорошей и самой красивой игрушки для него отправилась на космическом корабле к далёким планетам. Позвонить ей нельзя, письмо тоже не отправить, поэтому остается только ждать, ждать её возвращения. Путь туда и обратно не близкий, а значит и долгий. Поэтому мы ждём нашу маму, ждём, ждём, ждём… Ладно, не вешай нос, Кулёмина – что сделано, то сделано. Спасибо, вкусно было.
Поблагодарив меня, Витя перемыл всю посуду. В ванну меня отвёл и сидел там, на полу, пока я душ принимала, а потом, играя в города, мы уснули на соседних подушках. Я только успела спросить его невзначай, чего это он так надо мной трясётся? Он ответил, что боится. За меня боится… Ну, это до поры до времени. Получит, что нужно, и думать забудет.
***
«Мне задача ясна,
Но устали глаза
Выбирать между черным и белым.
Научи меня жить
И однажды забыть,
Где расстались душа и тело…»

Проснувшись ранним утром, понял, что давно так не просыпался. Рядом с ней… Спит она всё также: на животе, подложив руки под подушку. Её губы чуть приоткрыты, волосы скомканы. Порой вот так смотрю на неё, и кажется, что и не было этих лет, этого расставания, но нет… Всё было!
Бесшумно встаю с кровати и покидаю спальню. Конечно же, прямой наводкой иду на кухню. Готовлю завтрак настоящих чемпионов.
- Степнов, ты что, гречку готовишь? – Долетел до моего слуха вопль возмущения. – Я не буду есть эту гадость!
- Не хочешь - не ешь, заставлять не буду! – Развернулся и замер. – Ты почему в моей футболке?!
- Ты порвал мою майку – буду носить твою футболку! – Тоже мне боец за справедливость. Ладно хоть джинсы нацепила! – Степнов, ты специально, да? Специально гречку приготовил, чтобы я голодная ходила?!
- Кулёмина, если ты не выспалась, иди и спи дальше! Мне на мозг с утра капать не надо!
- Выспалась! Есть хочу!
- Лена, ты уже не в одиннадцатом классе, чтобы капризы передо мной закатывать: буду – не буду, хочу – не хочу! – Если бы я её не знал, решил бы, что это звездная болезнь, но нет - она просто всё та же: гордая, капризная, требовательная, резкая, грубоватая. – Ты не маленький ребёнок, чтобы тебя постоянно уговаривали! – А я всегда её уговаривал вовремя ложиться спать, носить шапку и правильно питаться. – Короче, так! Захочешь – поешь! – Поставил перед ней тарелку. Сам сел напротив. Она, недолго думая, встала и высыпала её содержимое в мусорное ведро. Делала она уже так, когда скандалили каждый день. Сейчас-то она этим чего добивается?
- Пообещай, что больше не будешь заставлять Мишку есть гречку! Ее, в самом деле, есть невозможно! И запах у неё противный!
- Хорошо, не буду. – Уже верёвки из меня вить начинает, дожили! – Лен, он скучает по мне жутко, да и страшно ему. Возвращаться бы надо.
- Я понимаю, но не могу сейчас уехать. Суд Дима не сможет вечно переносить. – Кинул на неё тяжелый взгляд. – Мне нужно ещё немного времени.
- А если на адвоката все дела оставить?
- Нет, Вить. Это не выход. Я сама должна бороться. Понимаешь, сама! – Всегда она за всё боролось: за здоровье деда, за группу, за репетиции и тренировки, за нашу дружбу и нашу любовь, за меня и моё внимание. Надолго её, правда, не хватило… За другие ценности бороться начала.
- А если процесс как-то ускорить?
- Если б я знала как, думаешь, ничего бы не предприняла? – Знает она всё прекрасно, просто её это не устраивает. – Слушай, ты же всё равно меня к сыну сейчас не пустишь?
- Нет.
- Ну, так может, ты один поедешь, а я вернусь. Как только, так сразу. – Я понимаю, что ей это действительно нужно, да и доверять даже начинаю понемногу, но если это такой хитрый ход?.. Ладно, что бы она ни задумала, пусть будет на её совести. Просто я же её из-под земли достану!
- Тебе одной не страшно оставаться? – Мне вот тебя страшно одну оставлять.
- Большая девочка, справлюсь! Ты лучше скажи, как объяснишь Мише, что телефон какая-то посторонняя тетка взяла? – Да, хороший вопрос.
- Правду скажу. – Она аж вся напряглась. Комок нервов - не иначе. - Скажу, что ты старшая сестра Серёжи.
- Слушай, а ты никогда не пытался кем-нибудь заменить Мише маму?
- Нет. Я не вру сыну.
- Ещё скажи, что в твоей жизни женщин не было! – Придирчиво оглядела меня с ног до головы, после чего резко встала и целенаправленно замахнулась.
- Ревнуешь? Или просто так бесишься? – Успев перехватить её ладонь, прижал её к своему лицу начал без разбора целовать пальчики и саму кисть. А что? Когда-то она была моей женщиной… Пока в тюрьме сидел, несколько раз в голове прокручивал наш прошлый раз. А если ничего не получилось? Я уеду, а беременность так и не наступит?..
- Сам-то что вытворяешь?! – вскрикнула она, когда я усадил её на свои колени.
- Ещё скажи, что не нравится… - Поглаживая её поясницу, начал покрывать лёгкими поцелуями её лицо.
- Какая к чертям разница? Ты что творишь? – Не понятно, из каких побуждений попыталась она сопротивляться, когда мои руки скользнули по её напряжённому животу.
- Попытка номер три. Моему сыну нужен донор. – Она сама потянулась к моим губам. И я начал её целовать. Сначала нежно, аккуратно, успокаивающе, а потом все требовательнее и с жадностью. Скользя руками по её телу под футболкой, я целовал её и не мог остановиться, словно пил воду из горного ручья.
- Пить хочу… - Оттолкнув меня, облизнула губы. Подал ей стакан со стола. Вмиг его опустошив, поставила на пол. Тяжело дыша, я опять притянул её к себе. Начал шею целовать. Взвыл как раненный зверь, вспомнив про засос. В следующую секунду почувствовал - сейчас сорвусь. Но нет. Сдержался. Снова нежные поцелуи, мягкие объятия, ласки.
Когда мои руки медленно стали тянуть край футболки вверх, Кулёмина подняла руки, помогая избавить её от ненужной одежды. А следом ещё один облом – лифчик.
- Ленка, раздевайся! – прохрипел я, губами жадно припадая к её шее. Только застежку расстегнула, как белья на ней уже не стало. Мои сильные, ненасытные, требовательные руки на её мягкой, нежной груди. – Точно, с Димой ничего не было?
- Точно! – Злится! Как же она злится!
- Правда?
- Сейчас тресну как ему, и узнаешь!
- Ленка, - протянул я, улыбаясь.
А в следующую секунду уже уложил её на пол. Ужасно долго пришлось расправляться с узкими джинсами, даря тем временем Кулеминой ласки, о которых когда-то она просила в открытую. Она стонала и чуть ли не мурлыкала, как кошка. Извиваясь от наслаждения, она не оставалась в долгу и самозабвенно, искренне дарила мне свою нежность, на какую способна разве что любящая женщина.
Казалось, это не с нами происходит. И уж точно не сейчас. Не после всего, что было, что она натворила. Я словно соскучился. Соскучился не только за все эти годы, но и за последние дни вынужденной разлуки. Я не просто ребёнка делал, а будто любил её…
- Не-на-ви-жу. Те-бя. Ку-лё-ми-на, - рычал я ей на ухо, когда она была слишком близко. – Не-на-ви-жу! – Ревную, жутко ревную! И не только к Диме, но и к Васе с Игорем. К любому, кто задержал на тебе плотоядный взгляд дольше приличного! – Лен-ка! Как же я те-бя не-на-ви-жу! – А она лишь крепче обхватила меня ногами и руками, прогибаясь в позвоночнике. И я понял - люблю я её! Люблю!.. – И всё-таки я тебя ненавижу… - прохрипел, осыпая поцелуями её бархатистую кожу: лицо, шея, грудь, живот. Господи, так действительно не бывает… Так не может и не должно быть!
- А ты старался, - призналась она, когда обессиленный я прижал свою голову к её всё ещё пульсирующему животу.
- Мне ребёнок от тебя нужен, и только! - А сам при этом руками скользить по ней продолжаю.
- Ты старался, чтобы мне хорошо было. Себя-то хоть не обманывай! Тебе не всё равно…

 Отправлено: 31.08.11 18:57. Заголовок: 13 «Никогда я не бы..

13
«Никогда я не был так близко
К облакам, к бесконечной печали.
Или небо становится низким,
Или выше от боли мы стали…»

Когда провожала Степнова на самолёт, мне одновременно хотелось и не хотелось, чтобы он уезжал. Сын его заждался, да и мне легче без него, правда. Но с ним было бы как-то… Нет, не спокойнее - нервы мотать он мастер. Просто если он рядом, всё нипочем. Эти годы без него я могла рассчитывать только на себя, и только сейчас осознала всю ценность его слов: «Я рядом». Да, его забота была навязчивой, не знающей компромиссов, чаще всего походила на самодурство, но, чёрт возьми, себе-то я могу признаться – мне нужна его забота! НУЖНА!.. Пока я позволяла, он был рядом и оберегал, помогал и поддерживал, а моя благодарность, словно рыбья кость, вставала ему поперёк горла, и зачем… Зачем?! Зачем, Господи?.. Я никому никогда ни на что не жалуюсь. Сильная, сама должна справляться, но я знаю, что Степнову можно полностью довериться, отпустить ситуацию и жить. Просто жить!.. Редко кому выпадает возможность встретить человека, которому можно доверять больше чем себе. Я сама всё испортила…
И грубость его тем утром на кухне – это же не ненависть чистой воды, это – боль, злость и обида. Обида за то, что я лишила его возможности быть рядом. Это насильно заглушённая любовь в нём очерствела. И царапает душу, как обожженное нёбо ржаной сухарик. Как же ему было тяжело всё это время рядом со мной… Да что там – я сама устала, устала от него.
Ясно, как день, вынужденное проживание под одной крышей сравнится разве что с холодной войной, да и мои родители… Хотя у них, наверное, своя правда, но от недолгого общения с ними у меня остались исключительно негативные впечатления. Одна мать чего стоит! Да, с этой развесёлой компашкой и врагов не надо!.. А Мишка… Не пустит он меня к сыну, не пустит.
И вот сейчас, потеряв всё и всех, понимаю: я у себя одна. Меня совершенно не за что любить, но, может, хотя бы самой себе пригожусь. Да и беременность моя… Никому этот ребёнок не нужен, как и я. Но если мы будем вместе, то брошенными и одинокими нас уже не назовешь. А что если этот малыш – спасение не только Мишкиной жизни, но и моей?.. Что если ради этого маленького существа стоит начать жить с белого листа? Мне до безумия страшно его потерять. А ещё я не хочу, чтобы он узнал, какая я плохая. Я буду для этой крошки самым нужным, самым лучшим, самым любимым человеком. Я постараюсь заслужить это слово: мама!
Только так не хочется к тем людям, которые меня ненавидят, из-за недоверия которых я сама себе порой не верю. А мне сейчас нельзя в себе сомневаться, нельзя!..
Так что, как ни крути, перекантоваться до родов у деда – единственно верное решение. Хорошо, что он сам мне позвонил и ненавязчиво так мозг на место поставил. Прав он – всё то, за что стоило бороться, я давно потеряла. И раз цена свободы столь высока, то нужно смириться. Инфляция, чтоб её…
Да и вообще, достало всё. Домой хочу. В свою комнату. Засыпать и просыпаться на родном диване под щёлканье дедовой клавиатуры. К деду хочу. Хочу к СЕБЕ домой. Соскучилась…
В аэропорту меня, Слава Богу, никто не встречал. Совсем никто. Взяла такси и, вспомнив московские пробки, через пару часов оказалась на родной кухне в объятиях заплаканного, взволнованного и суетящегося деда. То ли зная, что я опять в положении, то ли продолжая относиться ко мне, как к ребёнку, старик накормил меня и первым, и вторым, и третьим, и даже компот из сухофруктов наварил. А потом посреди разговора он встал, ушёл к себе в кабинет, а вернулся с фотографией в руках. Она теперь всегда со мной – на ней мой сын…
Искренняя и тёплая забота, принятие тебя таким, каков ты есть, поддержка, участие… Так прошло практически три месяца. Пару раз собиралась к Игорю, по душам поговорить. Понимание в его глазах увидеть хотела, на какую-то поддержку даже рассчитывала. Мне нужен был взгляд со стороны. Взгляд человека, который смог бы понять без каких-либо «но». Только это самое «но» и не пустило. Пришлось бы перед ним выкладывать всё, как на духу, а так хочется хоть в чьих-то глазах по-прежнему оставаться хорошей. К тому же от мысли, что он, оказавшись в похожей ситуации, поступил иначе, очень уж паршиво! Гуцул тоже мог стать звездой, но засунул мечты и амбиции куда поглубже и пошёл вперёд!.. Пошёл учиться на вечернем, работать по ненормированному графику и строить семью. Я бы тоже смогла… если бы захотела. Самое страшное, что я не хотела…
Степнов звонил постоянно, требовал моего возвращения в Бёрн, на что ответ был всегда один: заседание снова перенесли. К тому же о беременности я сообщить никак не решалась. Ждала, когда сам спросит, а он, судя по всему, накрутил себя до такой степени, что в любой момент был готов сорваться за мной в Лос-Анджелес, если бы сорока не принесла ему на хвосте, что я давным-давно в Москве.
По приезду я сразу встала на учёт в женскую консультацию, и на очередном приёме нос к носу столкнулась с четой Рассказовых. Они, конечно, люди деликатные, не привыкшие лезть в чужие дела, но Степнов их друг, а я, как бы мило они мне ни улыбались, однажды его предала. Поэтому…

Полночи меня полоскало, брошенный на трюмо в прихожке мобильник разрывался до тех пор, пока не разрядился. Едва наступившая тишина была нарушена звуком дверного звонка, сменили его требовательные удары явно разъяренного человека. Это мог быть только Степнов.
У меня, сидящей на холодном кафеле в туалете, не было сил ни для чувства протеста, ни для чувства страха.
Щелкнул замок, он начал орать на деда, обвинил его в том, что тот чуть ли не дьявола покрывает. Теперь-то думаю, дедушка понял, что ничуть я не преувеличиваю: Витя не просто злится и обижается, он презирает меня! Да, любит, но уважения ни грамма!..
- Кулёмина, открывай! – Не дожидаясь ответа, он с животной силой дёрнул на себя дверь, и, одновременно с очередным приступом рвоты, та слетела с петель. – Ты совсем с катушек съехала?! Как ума только хватило так набраться! Всегда знал, что звёзды - конченные алкаши, но чтобы ты… Слушай, а может, ты ещё и ширяешься? И что, легче тебе?! Все проблемы ушли?!
- Виктор, ты всё сказал? Оставь мою внучку в покое! – Дедуль, да я всё стерплю, только не вмешивайся, волноваться тебе нельзя.
- Ваша внучка мне всю жизнь испоганила! Только себя и жалеет – эгоистка!
- Во-первых, сам хорош! Во-вторых, оскорбляя женщину, указываешь на свои грехи! – Ну, это только деду объяснять не надо, что не от хорошей жизни я когда-то сбежала.
- Да у неё там сын, и я себе места не нахожу, а она тут!.. – А что? Весьма удобно обвинять меня во всём!
- Постой, ты сам запретил ей с Мишей видеться, и прежде чем кричать о своих чувствах, определился бы с ними для начала! Послушай, не перебивай меня, Виктор! Как бы жёстко не обошлась с Леной жизнь, настолько низко она не опустится! Она человек, она большая, глубокая личность! Она женщина и мать! И мучается сейчас лишь потому, что беременна! Елена носит под сердцем твоего ребенка! И даётся ей это ой как нелегко!.. – Дед ушёл на кухню и застучал там дверцами шкафа явно в поисках капель, а Степнов присел рядом на корточки и несмело коснулся моего плеча, а меня и без того трясёт, как после центрифуги.
- Лен, правда? Почему сразу не позвонила, не сказала?
- Хотела отходить спокойно: без твоих скандалов и упрёков.
- Какой срок? – Тупой вопрос. От него так уж точно.
- Учитывая, что я не могла забеременеть от тебя без тебя, мог бы и не спрашивать!
- У тебя токсикоз? – Я бы назвала это по-другому: патологическая несовместимость! – И долго это будет? Только не говори, что до самых родов…
- Наивный! Это только начало! Дальше – хуже!..
- С Мишей также было?
- Примерно. Удовлетворительное состояние средней пакости. Уйди, а?!.. – Не хочу я кого-либо видеть, а его к тому же и не могу.
- Лен, ты прости дурака, я не хотел на тебя кричать! – Сама виновата – не справилась с очередным приступом затяжной лжи. – Чем я могу тебе помочь?
- Исчезни!..
- Кулёмина!
- Принеси воды и отвяжись!
Воды принёс дед, а Степнов… Похоже и в нём живёт противный грызун по имени Совесть. Только вот извиниться за унижение гордость не позволит. Как только я вдоль стены доползла до спальни, застучал молоток. Вот правильный он мужик: сам сломал сам и чинит.
Пару дней мы жили хуже, чем соседи по коммуналке, даже по утрам не здоровались. Он только молча наблюдал за мной, тайком читал мою карту, хотя вряд ли что-то понимал. Так, между прочим, заносил ко мне в комнату разрёшенные фрукты и овощи. Я почти не ела, именно на этой почве Степнов и закатил грандиозный скандал, в завершении которого у меня подскочило давление. Приехавшие на скорой врачи, не желая кого-либо слушать, увезли меня в дежурную больницу. Окружение оказалось совершенно разношёрстным, но равномерно угнетающим. Они все вязали, кряхтели, смотрели телек и что-то жевали. Я в очередной раз убедилась, что мало чем на них похожу. Вывод – я ненормальная. Кстати, именно благодаря этим несуразным теткам я узнала из «говорящего сундука», что Лерка Новикова, закончив музыкальный ВУЗ, пытается укрепиться на отечественной эстраде. Да, девочка-зажигалка, и голосок что надо, правда сам клип - не то, чтобы слабый… Но лучше бы его вовсе не было! Эх, ей совсем иной образ нужен!..
Больница, хоть и была старая, но чистая, с парком, далеко от шумных, загазованных улиц. Находилась она практически на другом конце города, но Витя в течение всех двух недель исправно приезжал каждый день. Добрую половину передачек я скармливала соседкам по палате. И все были довольны.
Только вот о том, что после выписки я должна вместе с ним вернуться в Швейцарию, капал он мне на мозг беспрестанно. И меня это злило.
В день выписки Степнов приехал за мной вместе с дедом. В такси ему позвонила моя мама и сказала нечто такое, от чего тот помрачнел.
- Что-то с Мишей? – решилась я на вопрос, когда Витя не притронулся к ужину.
- Ему стало чуть хуже. Скучает и плачет постоянно.
- Ты ему нужен.
- Одну я тебя не оставляю! – А зря, мне так легче. – Как ты вообще со всем справилась?
- Стоило мне переоформить авторские права англоязычных ранеточных песен на продюсера, как сразу состоялось заседание. Остальные свои произведения я отдала не по доброй воле, а по решению суда. Неустойка по сумме двух исков вынудила меня отозвать из фонда часть денег от продажи квартиры.
- Как ты решилась враз от всего отказаться? Я думал, поборешься. – В голосе одобрение, а во взгляде упрёк и ожидание подвоха.
- Я о беременности как узнала… Чуть выкидыш не случился.
- Лена!..
- Вот и дед сказал, что главное – это моё здоровье и здоровье моих детей.
- Срок же был маленьким!
- Именно на ранних сроках беременность в нашем с тобой случае под большой угрозой. Дело в том, что мой организм с отрицательным резус фактором распознает плод с его наличием как чужеродное, опасное тело, а поэтому и отторгает. Мишка сам выжил, а эту беременность помогли врачи сохранить. – Господи, как он испугался… И кажется, не только за сына. – Вот, смотри. – Полистав карту, я извлекла из неё последний снимок УЗИ. – Это наш с тобой ребёнок. – Подумать только, уже второй!.. – Он жив и здоров. Он внутри меня. Он обязательно спасёт Мишу.
- Наш ребёнок. Совсем ещё маленький… - Оценив размеры плода, посмотрел на свою ладонь. – Лен, поехали к…
- Нет! – На каком ещё языке ему объяснить, что с дедом мне спокойно и хорошо?! Неужели он сам не понимает, насколько нелегко я переношу его присутствие, а нервничать мне нельзя.
- Не перебивай меня, Кулёмина! К сыну, говорю, поехали! – рыкнул он на меня.
- Что? Ты к Мише меня пустишь?
- Да, только говорить, кем ты ему приходишься, мы не будем, идёт?
- Вить, скажи, это правда? Как только мы приедем, я сына увижу? – Он кивнул головой в ответ. – Заказывай билеты! Я вещи быстро соберу!
- А тебе лететь сейчас можно?
- Можно! – Я же к сыну полечу!..

 Отправлено: 08.09.11 15:20. Заголовок: Всем добрый день! Сп..

Скрытый текст

Всем добрый день! Спасибо, что ждёте! Спасибо моей дорогой бете, моим золотым музам, моим искренним читателям! Спасибо Лене Failen за душевный стих, который вдохновил меня на обложку и на главу!

14

«Никому я уже не доверю,
Почему я так горько грущу.
Я шагами вселенную мерю
И как тень нелюбимых хожу…»

Вот не понимаю я людей, которые твердят, что страдают от бессонницы – не устают, значит: ни морально, ни физически. Я на этот раз весь полёт проспал. По всей видимости, Ленкино самочувствие в норме, раз она меня ни разу не потревожила. Одновременно с тем, как я открыл глаза, она, скомкав исписанный тетрадный листок, быстро в сумку спрятала. Ничего, на месте разберемся, что за секреты.
По прилету позвонил Вере. Она сказала, что в ближайшие дни постарается подготовить Мишу к встрече с матерью и попросила заехать за продуктами к ужину. Как бы я ни хотел скрывать Кулёмину от сына и дальше – это не честно по отношению к самому Мише. Да, я не вру сыну, но все же постараюсь при нём вести себя, словно рад маминому возвращению не меньше его. Хотя… больно ему потом будет. Но!.. Нужна она ему! Нужна! И, чёрт возьми, я не хочу допускать подобных мыслей, но… кто знает, может это его последняя мечта… А может… может прав Никита, и присутствие Лены лишь поспособствует выздоровлению?..
Ну и где она, мать эта? Меж стеллажей заблудилась что ли? Договорились же – встретимся на выходе, а я её столько жду… Вон, идёт. И огромную коробку тащит. Довольная. Подарок, небось…
- В конец сдурела?! Тяжести такие таскать! – Отобрал я её поклажу.
- Это для Мишки.
- «Для Мишки»… - передразнил я её как можно более язвительнее. – Только на руки его брать не вздумай. И без того притворства на семерых с носом, ни к чему лишний фарс!
- Как скажешь… - Кажется, она даже не обиделась. Стерпела, проглотила, уяснила.
- И Серёжку на спине катать не смей! А чтоб с мячом к тебе не приставал – сам с ним поговорю! – Пристегиваясь в такси, удивлялся самому себе, продолжая причитать, словно старая ключница.
- И что же ты ему скажешь? – Вроде как взбесилась, но во взгляде не злость – отчаяние.
- Не знаю. Не придумал пока. – Если что, сам с ним поиграю, но Кулёмину избавлю от излишних телодвижений.
- Ну, скоро пузо на лоб полезет…
- Не у меня, Слава Богу! – Поджав губы, она достала из сумки Мишкину фотку. Грустный он на ней. Был день его рождения. Рассказов приходил с фотоаппаратом и игрой какой-то развивающей. Новикова классный джемпер притащила. И прадед аж целую коллекцию мультиков преподнес. Наряжали его, веселили, тормошили, а он всё мамку ждал и ждал. Я, конечно, стараюсь объяснить ему, что мужчины не плачут, но тогда и сам с ним всплакнул за компанию.
- Ты его завтра увидишь, обещаю!
- Спасибо…
- Вот только не надо! Я не для тебя это делаю, для Миши. Не понимаю, почему ему отца мало, зачем ему такая мать?.. Я ни разу ничего дурного ему про тебя не сказал, подрастёт – сам всё поймёт. А пока… Его матерью могла бы стать хорошая, порядочная, скромная женщина… В общем, веди себя достойно.
- Постараюсь. Только сам меня при нём не унижай.
- Слушай, если чем-то обидел, ты к сердцу близко не принимай – я не со зла, факты лишь констатирую.
- Думай обо мне, что угодно, но только свою правду при сыне не смей афишировать! – Ленка, если бы ты знала, с какой болью мне дается каждая колкость в твой адрес, но ничего с собой поделать не могу. Ни-че-го. Порой даже о беременности забываю, о том, что волноваться тебе нельзя… Разучился я твою боль чувствовать, разучился тебя через себя пропускать. Разучился!..
- Проявлю всю свою снисходительность!
Пробурчала себе под нос что-то, и, едва затормозил автомобиль, покинула его салон, закинув на плечо свою сумку. Пока я доставал из багажника чемодан и пакеты, Ленка скрылась за дверью родительского дома. Случайно вспомнив о коробке, заглянул в салон. На полу валялся тот самый скомканный листок в линейку. Засунув его в карман джинсов, направился с грузом следом за Кулёминой.
Ужинали почему-то в два состава. Сначала Лена с Серёгой и Никитой, а потом мы с Верой. В самом деле, так лучше. Спокойнее.
После на предложение матери поговорить Ленка ответила жёстким отказом и отравилась спать. Серому всё же удалось вытащить нас с Никитой на вечернюю прогулку. Сын с отцом гоняли мяч, а я тем временем, провалившись в гамак, решил раскрыть очередную тайну Кулёминой…
- Всё слова и слова. Или крик, или шёпот… - Да. Мы слишком много говорим. Ни о чём. Впустую. Причиняя тем самым ещё бОльшую боль самим себе и друг другу.
- Между нами война, хоть не видно окопов. – Да, война. Иначе и не скажешь. Но не то, что окопов – плана боевых действий нет! И не нападал никто ни на кого – обе стороны усиленно обороняются.
- Я тебе не нужна. Ни женой. Ни подругой. – И ком поперёк горла встал, и кровь в висках запульсировала. И вообще… чувство такое, будто под дых хорошенько получил… от Кулёминой. Лена-Лена, до чего же мы докатились, родная моя девочка? Я же все те дни помню: и когда ты в восьмом классе непозволительно грубила, и как откровенно восхищалась мной в девятом, и как десятиклассницей стала мне лучшим другом, и как в одиннадцатом... Господи, подлец! Я познал вкус твоих губ! Не имел права, не должен был сметь!.. А я нуждался, я желал, я мечтал!.. И стыдно почему-то за сны, а не за их воплощение. Но долго держался, надо сказать. И всё же ни о чем не жалею – полшага в сторону, и Мишки бы не случилось. Знала бы ты, как мне больно, как горестно было избавляться от ежесекундной нужды в тебе: от потребности видеть, слышать, ощущать, осязать, прикасаться, чувствовать, любить… Изо дня в день, погружаясь в беспроглядное чувство тоски и ненависти, продолжать жить тобой. Больнее, разве что, видеть в нашем сыне точно такую же любовь к тебе, не просто разделяя всю его первую, неосознанную боль, но и ощущая её в себе. Лена… Леночка… Ленок… Ленка… Если бы всё вернуть, я бы не со своими чувствами боролся, я бы твои сохранить постарался. И пусть чуть позже, но Мишка, так или иначе, получился бы у нас. Я бы дождался. Лена…
- Между нами война, злая стылая вьюга. – А тебе, оказывается, холодно… От меня холодно. Тепло когда-то было… Прости.
- Я не буду просить. – Я же говорю, не надо тебе ничего. Зачем мне тогда стараться и в одиночку топить в сердце лёд, зачем? Тебе ничего не нужно: ни сын, ни я, ни любовь моя, ни счастливая семья, для которой нам только тебя и не хватает. Ты одолжение делаешь, великодушно жертвуя собственным благополучием. – Не живу, не мечтаю. – Правильно, все мечты я разбил, и жизни красивой тоже я лишил. Взамен ничего не предоставил. – Ты меня не простишь. Я давно это знаю. – И что за манера решать за других людей, а?! Я сам ещё не определился, но она зато знает! Я хочу простить тебя, Кулёмина, не зная сам, что мне это даст: ничего не вернуть, но может хоть дышать станет легче?.. И я бы смог, если бы ты только захотела...
- Зачерствела любовь, словно корочка хлеба. – И плесенью покрылась – осталось только выкинуть, но рука не поднимается.
- Дождик капает вновь, плачет грустное небо. – Это мы с сыном без тебя грустим.
- Между нами война. Ведь бывает такое. – Бывает… - Мне любовь не нужна. Мне б дождаться покоя… - Да ничего ей от нас и с нами не надо. Переживет, стерпит, забудет, а нам опять её отпускать, забывать, ждать… Только на этот раз уже не дождаться.
Не привлекая к себе внимания, зашёл в дом. Неслышно вошёл в Серегину комнату, аккуратно засунул листок туда, откуда он выпал. Зачем-то поднял взгляд с пола на диван. Как увидел спящую Ленку, ноги сами к ней понесли. Присел на корточки, помимо воли волос её коснулся, за чем меня и застал самый младший Кулёмин.
- Дядя Витя, ты что делаешь? – шёпот полный негодования.
- Ничего.
- Зачем ты мне врешь?
- Не вру. Я никогда никому не вру.
- Но я же видел!..
- Что ты видел? – Устало улыбнулся его настырности. Меня на такие провокации не купить - ученый, выдрессированный подобными выходками его старшей сестры.
- Я видел, как ты гладил Лену по голове, - прошептал Сережа с таким выражением на лице, будто делился самым большим в своей жизни секретом.
- И что?
- Как что?! По голове же гладят только тех, кого любят! Мама – меня и папу, папа – меня и Лену! Ты разве Лену любишь? – Похоже, мальчуган ошарашен своим открытием, только вот я сам себе ответить не смогу на этот вопрос, а ему, да так, чтобы и не солгать при этом, и подавно. – И чего ты молчишь?
- Не знаю, что сказать тебе. – В ответ он потянул меня за руку к своей кровати. Мы сидели и молчали, долго смотрели на спящую Ленку. Лично я ни о чем не думал, просто разглядывал её.
- Она знает?
- Знает.
- Дядя Витя, а у Ленки мужа нету.
- И что?
- И сына нету. – Хитрющая улыбка и радостный блеск во взгляде мятных глаз.
- И что дальше?
- Такой большой, а не знаешь!
- Что я знать должен?! – Меня уже начало бесить всё происходящее.
- Ну, у Ленки мужа и сына нет, понимаешь?
- Нет. – В ответ мальчишка, разочарованно вздохнув, посмотрел на меня с укоризной и даже неким осуждением.
- Она могла бы вам с Мишкой пригодиться, а вы – ей!
- Как это? – Как это он всё себе представляет?!
- Ты же большой – знаешь, что Мишкина мама точно не вернётся – её инопланетяне могли захватить: держат у себя и не отпускают, или она сама к вам назад не хочет, а ему мама нужна! Мама вообще любому человеку нужна! Даже у тебя самого мама есть, а у Мишки нет!
- И что ты предложить мне хочешь?
- Попроси Ленку побыть Мишкиной мамой, хотя бы пока он таким же большим как ты не вырастет! Попроси! Она не откажется! Только…
- Что тебя смущает?
- Старый ты для неё. – Сам знаю. Всегда знал. – Хотя Дима её противный даже старше тебя был. Но ты не переживай: главное, что ты хороший. Не ругайся на неё, не обижай, как Дима, и тогда она тебя не бросит. – Уже.
- Серёг, понимаешь, Лена… она и есть Мишина мама.
- Правда?! – И вопрос, и взгляд точь-в-точь, как у Кулёминой, когда сообщил, что на городских соревнованиях за школу она побежит.
- Я не вру, сам знаешь.
- А Ленка знает?
- Это бывает, что только папы не знают, а мамы всегда знают, есть ли у них дети.
- Но она же в космос не летала, я точно знаю! Она бы мне рассказала!
- Да, тут мы с твоим дедом немного нафантазировали. Завтра к Мишке пойдём, познакомлю их.
- Вот Мишка-то обрадуется!
- Обрадуется.
- Дядя Витя, слушай, а как так получилось, что вы с Мишей были в одном месте, а Лена – в другом, отдельно от вас? У неё даже другой муж был – не ты, а Дима.
- У взрослых так бывает.
- Неправильно.
- Понимаешь, Серёж, мы с Леной поссорились и расстались. Миша со мной остался, а она уехала в другую страну заново жизнь начинать.
- Как это «заново»? Разве так можно?! Ведь вы с Мишей никуда не делись, а она жила, будто ничего о вас не знает! Как так можно?
- Ну, ты не ругай сестру – она у тебя хорошая. Ни Лена, ни я – мы ни в чём не виноваты. Так сложилось. У взрослых всё сложно.
- Не хочу быть взрослым.
- Зря ты так. У тебя обязательно всё хорошо будет. – Щёлкнул мальчишку по носику. – Ты спать-то собираешься?
- А ты посидишь со мной?
- Посижу. – Сережка устроился на подушке, подложив под щеку ладошку. Укутал его одеялом и выключил ночник. В полумраке слышал, как сопит Ленка, и как шуршит фантиками под подушкой её младший братец.
- Серёж, засыпай уже! А то все конфеты конфискую! Мама-то знает?
- Я с тобой поделюсь, только не говори ей.
- Спасибо, сам ешь, а я и так не скажу. Только не воруй больше.
- Знаю, от сладкого зубы выпадают!
- Нет, дело совсем не в этом. Просто воровать – плохо.
Серёжа ничего не сказал, только к стене отвернулся. Но не уснул. Долго еще ворочался.
- Дядя Витя… - позвал он меня снова, когда я уже начал носом клевать в такт Ленкиному мирному сопению.
- Что?
- Вы с Леной снова семья? Вы помирились, да?
- Не знаю, что тебе сказать… - честно признался я.
- Правду. Это же проще простого, и даже выдумывать специально ничего не надо. Скажи правду – и врать не придётся.
- Серёжа, понимаешь… - Я тяжело вздохнул.
- Хочешь, я поговорю с Леной, она извинится, а ты её простишь! Хочешь?
- Не получится…
- Потому что у взрослых всё сложно, да?
- И поэтому тоже.
- Но ты же её не разлюбил!.. – И откуда у ребенка такая уверенность?
- А что ты называешь любовью?
- Ну… это такое, из-за чего папа маме цветы дарит, а мама, когда папе кофе варит, не просто приносит кружку в папин кабинет, но ещё и сама глоток делает – это она проверяет, вкусный ли кофе получился. Не вкусный мама папе не даст. Ещё любовь – это когда папа с мамой покупают мне всё, что я попрошу.
- Серёж, это немного другое . Это забота.
- Значит, любовь – это то, из-за чего я появился у мамы с папой, а у вас с Леной – Миша.
- И откуда такие познания?
- Маленький что ли? Сам всё понимаю! Да и папа когда мне рассказывал, откуда дети берутся, говорил, что обязательно папа и мама должны друг друга любить – дети только от любви бывают! А ты не знал разве?
- Знал. – И как в таком случае у нас второй получился? Как?
- Значит, и вы с Леной друг друга любите, или раньше любили, а сейчас уже разлюбили.
- Ты спать сегодня собираешься или нет?! – постарался прошептать я со всей своей строгостью.
- Собираюсь. Только ты пообещай мне кое-что…
- И что же?
- Ты сначала пообещай, что сделаешь! – не унимался мальчишка.
- Хорошо, обещаю.
- Помирись с Леной.
- Зачем тебе это? – И нам с ней зачем?
- Как зачем? У Миши мама будет, а у Лены – муж и сын. Если ты будешь рядом, мою сестру никто и никогда не обидит! Никакой Дима её больше не стукнет! – Да, затаил он на него обиду. А мне доверяет, только не знает, что я ничуть не лучше.
- Обещаю подумать над твоей просьбой. Только давай уже закругляться: завтра и тебе, и мне вставать рано! – Не хватало ещё и Кулёмину разбудить.
- Спокойной ночи!
- Спокойной ночи.
- Дядя Витя?..
- Что? – Остановился я на пороге комнаты.
- А вы когда с Леной помиритесь, будете в одной кровати ночевать, как мои мама и папа? Она к тебе в комнату переедет? – Нормальные такие вопросы… Хороша нынче молодежь!..
- Так, я не понял, тебе сестра родная помешала?
- Просто в тот раз, когда Лена приезжала, каждый вечер приходилось все игрушки с дивана в коробку убирать. Сейчас опять!
- Можешь меня просить – буду помогать твое добро по сундукам раскладывать.
- Значит, ты обманул, когда пообещал с Леной помириться, да?
- Закрыли тему! Я спать.
Но уснуть так и не получилось. Раз десять пожалел, что раскрыл правду этому маленькому спиногрызу. Не удивлюсь, если на утро он объявит эту новость за завтраком во всеуслышание, а мне потом от Ленки перепадет, это точно. Оба они – борцы за правду и всемирную справедливость. Лена… Да я сам не знаю, что хочу! Хотя нет… Знаю. Хочу счастья собственному сыну. Надо для этого маму – будет мама! Только как? Как сказать Мише, что мама будет, но не будет с нами жить, и видеться они будут лишь изредка? Да, пока он в больнице, он этого не заметит, но потом… Капризы, ссоры, обвинения – хотелось бы всего этого избежать. И хорошо, что Ленка осталась у разбитого корыта – я хоть и уверен в Мишкиной беззаветной любви ко мне, но с дорогими подарками переманить его на свою сторону шансы у неё были бы гораздо выше, чем вот так, с низко опущенной головой… Будет тяжело. Очень тяжело. Мне слабо верится, что я смогу не сломаться, если сейчас сдался под их общим натиском и согласился на эту встречу. Главное, не думать, не позволять фантазии выкладывать пазлы возможного будущего, общего будущего. Как она мне тогда сказала: «Между нами ничего не было, но теперь и это закончилось»?.. Именно. Так оно и есть.

- Степнов, собирайся, нам ещё Серёгу к няньке отвести надо! – Ворвалась Кулёмина.
- Родители его разве не увезли? – Выскочил я из-под одеяла в одном неглиже.
- Нет. По чьей-то милости Серый проспал!
- Лен… - Даже как-то виновато перед ней себя почувствовал.
- Я поговорила с мелким – убедила его, что мы с тобой не враги, но и семьи у нас никогда не получится. Он успокоился вроде как. Донимать тебя больше не будет.
- Молодец. Спасибо. Я быстро, а ты пока это… Такси закажи!
- На автобусе поедем. – По всей видимости, моё лицо скривилось в знаке вопроса. – Наши люди в булочную на такси не ездят! – съязвила она. – Всё! Прошла жизнь звезды, пора на землю возвращаться. К тому же бюджет и без того поджимает.
- А ты молодец, Кулёмина! Правильно мыслишь! Будешь проще – и люди к тебе потянуться! – А на лице её написано, что на фиг ей это не надо!..
Сдав малого с рук на руки, вскоре добрались до медцентра. Благо, без приключений и нервотрепки. Всю дорогу молчали и ни разу друг на друга не взглянули. Так хоть немного, но легче.
Пока Ленка трясущимися руками надевала халат, я держал красочную коробку, перевязанную праздничным и абсолютно неуместным бантом, а также пытался собрать мыли в кучу и решить, что именно скажу сыну. Но Кулемина быстрее потянула дверь на себя, чем я пришел к консенсусу. Хоть Мишка и был в палате один, но в хлопковой шапке и маске она его не узнала. Застыла, будто испугалась чего-то.
- Привет, пап, - прохрипел он тихим голосом, когда я положил предназначенный для него подарок на тумбочку.
- Привет, Миш. – Как обычно при встрече я кинулся к сыну, чтоб поцеловать его в лоб. В ответ он крепко-крепко обнял меня за шею.
- Что это за тетя? – прошептал он мне на ухо, гипнотизируя взглядом и без того невменяемую Кулёмину.
- Меня Лена зовут, - отозвалась она несмело. – Я – старшая сестра Серёжи. – Мишка лишь скептично сощурился: к нему Серёжку-то не пускают в последнее время, а тут какая-то сестра объявилась. – Я игрушку для тебя принесла. – Оставаясь позади меня, она переложила коробку на край кровати.
- Какую ещё игрушку? – недоверчиво пробурчал малыш, кидая поочередно на нас косые взгляды.
- Открой и посмотри. Тебе понравится. – И откуда в ней столько выдержки? Вижу же, что каждые секунд двадцать порывается обнять его… Неужели моей реакции так сильно боится?
Пока я размышлял, пыхтя и сопя, сынок расправился с обёрткой и, раскрыв коробку, застыл в негодовании.
- Я хотел, чтобы паровоз мне моя мама подарила! – отшвырнул он от себя игрушку. – Мне не нужен паровоз от чужой тети! Я хочу, чтобы моя мама приехала ко мне и подарила мне мой паровоз! – захлебываясь слезами, Миша кричал из-за всех сил.
- Сынок, не плачь, пожалуйста. Послушай, Лена не чужая тётя. – Я присел рядом с сыном, вытирая его слезки.
- Чужая!..
- Совсем нет. Понимаешь, Лена – она… она не только Серёжина сестра, но и твоя родная мама. – Всё равно, что прыгнуть со скалы, или, не раздумывая толком, разрезать красный провод вместо синего.
- Ты мне врешь!
- Ни капельки не вру.
- Врешь! Врешь, чтобы я не плакал!
- Я хоть раз тебе врал?
- Никогда. – Отрицательно мотая головой, сын смотрел на меня, боясь впервые быть обманутым именно сейчас, когда ему невероятно важно знать правду.
- Лена – твоя родная мама, она вернулась к тебе и игрушку привезла, как обещала.
- Тётя мама Лена? – позвал он стоявшую истуканом Кулёмину.
- Можно! – дал я добро в ответ на мольбу в застланных слезной пеленой, а от того ещё более ярких изумрудных глазах.
Ленка кинулась к мальцу и, рухнув на колени перед кроватью, уткнулась головой в его одеяло. Резко подняв голову, она невесомо, едва касаясь, провела рукой от макушки через плечо по руке, сжав в своей ладони маленькую детскую ладошку.
- Мама. Я твоя мама. Никакая ни тётя Лена – мама! Слышишь, Миш, я твоя мама… - Пересчитав на его руках пальчики, она перецеловала крохотные ладошки, а потом, присев рядом, просто смотрела, стараясь не моргать и не плакать. Он точно так же разглядывал её. Я сидел чуть подальше, оперевшись о спинку стула, и наблюдал за тем, как они, изучая друг друга, не могут наглядеться. Как периодически дотрагиваются друг до друга, словно убеждаясь, что всё происходящее - правда. Постепенно Мишка сел ближе к Лене, потом ещё ближе… Потом он прижался к ней, словно птенчик под мамино крылышко. Он взял в руки её ладонь и начал внимательно её разглядывать: тоже пальцы все перебрал, колечки все покрутил, браслет-цепочку чуть не порвал, заигравшись с ним, по стеклу наручных часов аккуратно постучал. А потом забрался к ней на колени. Прижался близко-близко, вдыхая её запах, погружаясь в её тепло… Всё то, в чём он так остро нуждался годы разлуки. Мальчик мой, как же она тебе нужна!.. Обещаю, даже если захочет снова уйти, никуда её от тебя не отпущу. Сам я всё стерплю, главное – она тебе нужна.
Ленка… Она обняла его крепко-крепко, и, стиснув до скрежета зубы, зажмурилась. Девочка моя, до чего же мы докатились?! Угораздило же…
Долго мы так сидели. Они вместе, и я рядом. В какой-то момент захотелось к ним. Но сдержался. Им нужно побыть вместе, наедине, чтобы понять, что они теперь есть друг у друга.
Идиллию разрушила медсестра, забрав Мишку на процедуры, после которых полагался сон. Нам она посоветовала попрощаться на сегодня с сыном. Мишка совсем не хотел отпускать маминой руки. Как же я его понимаю…
Когда закрылась дверь, Ленка рухнула на кровать и, опираясь локтями о колени, спрятала лицо в раскрытых ладонях.
- Лен, всё хорошо будет. – Присев рядом, я приобнял её. – Миша выздоровит. Наш сын обязательно выздоровит. – Уткнувшись мне в шею, она разревелась в голос.
- Лена, так дело не пойдет! Нечего живого оплакивать – беду накличешь! Кулёмина, тресну же сейчас! – Она лишь сжала в кулаках ткань моего халата. – Лена, нельзя тебе плакать! Нельзя!.. – Руки сами скользнули по её дрожащей спине, от чего она вмиг обмякла. – Хорошо всё будет, родная, обещаю…

 Отправлено: 16.09.11 18:47. Заголовок: Здравствуйте! Для на..

Скрытый текст

Здравствуйте! Для начала скажу, что с этой главой мне помогали работать две замечательные беты и чудесные девушки Elfa и buratinka! Спасибо вам, золотые мои! Девочки, читательницы, спасибо читаете и оказываете всяческую поддержку! По поводу этой главы уж как-то особенно сильно переживаю и с нетерпением жду ваших отзывов! )))

15.
«Стойку обнял оловянный солдатик -
Он окружен, а точней оквадрачен.
Время платить и закончить войну»

Уйти Ленка не согласилась. Безапелляционно заявила, что сына дождётся. Он, к слову, по возвращению это оценил – был очень рад. Ленка сидела и держала его на руках, отвечая на всевозможные: «Где?», «Зачем?» и «Почему?». Она рассказала Мишке, как сильно скучала по нему, и что из космоса Землю не видно, поскольку она вся укрыта облаками. Странно, но и я ей поверил…
Я смотрел на Кулёмину и диву давался: я же помню её самостоятельной девочкой-подростком, немного дерзкой и угловатой; знаю её, как ответственную, исполнительную, инициативную спортсменку и ученицу; для девушки она всегда была излишне резкой, грубой и рассудительной, так откуда в ней ласка, нежность, чуткость?.. Да, она и о дедушке всегда добросовестно заботилось, и к младшему брату полна нежности, и были времена, когда меня самозабвенно ласкала… Но её общение с Мишкой – это нечто неведомое… Почище любого фантастического романа! Погрузившись в их гармонию, я нежданно-негаданно поймал себя на мысли, от которой в голове вихрем промчались и воспоминания общего прошлого, и картины зыбкого настоящего и, что самое тяжёлое, возможного будущего… Ленке идёт материнство!.. Нет, если бы мне раньше кто-то это сказал – я бы засмеял! Но я же вижу! Вижу блеск в её глазах, ощущаю тепло от её рук, слышу взволнованность в её голосе. С сыном она живая, настоящая, без притворств. И маска сильной, несокрушимой и равнодушной растаяла на ней. Лишь бы из-за меня вновь не появилась… Мишка... Ленка… Как же они нужны друг другу! Как мне нужны!..
Мы бы сидели и сидели рядом с сыном, но нас прямым текстом попросили покинуть помещение.
Не только потому, что я знал, что сын будет смотреть в окно и провожать нас взглядом, пока мы не скроемся за воротами, но и потому, что Кулёмину заметно штормило от пережитого стресса, я не отпустил её руки. Она доверчиво прижималась к моему плечу и шла гораздо медленнее привычного, отчего и мне приходилось придерживать шаг.
Дома она отказалась от ужина. Сказала один раз: «нет», и хоть лезгинку перед ней пляши, а к еде не притронется. Не кричала и не спорила. Не доказывала ничего. Смотря в пустоту, она просто меня игнорировала, похоже, пытаясь самой себе объяснить, что же происходит. По её лицу пробегали тени разнообразных эмоций и чувств, глаза отражали растерянность. Она запуталась. Запуталась в себе, в собственных действиях и поступках, запуталась в выкрутасах судьбы и подножках друзей. Она всё та же Моя Кулёмина, которой, как бы она это ни отрицала, нужна моя помощь. Да, она повзрослела, изменилась, наворотила дел, что не расхлебаешь, но она та самая девчонка, которой я обещал всегда быть рядом.
- Лен, если есть не хочешь, иди - спать ложись! – я растерянно развел руками и лишь по усталому Лениному взгляду понял, что в очередной раз повысил на неё голос. Да сколько можно?! Сколько можно её строить?..
- Прекрати мне указывать.
- Лен, да я не указываю! Я беспокоюсь о тебе! Ты белая, как сметана, кости все торчат, да и вообще...
- Я тебя предупреждала, какой могу быть страшной! Не нравлюсь – не смотри! – с трудом встав, она неуверенной поступью отправилась в спальню.
- Лен…
- Чего тебе? – отозвалась она, не оборачиваясь.
- Ты как себя чувствуешь?
- Нормально. – Закрыла за собой дверь.
Нормально. Нормально! Нормально?.. Что она считает нормальным? То, что грызет себя весь вечер или то, что не ест ничего толком третьи сутки? Загнуться же так можно – как она не понимает?! Что толку сейчас посыпать голову пеплом? Что толку смотреть на меня загнанным зверем? Что толку жалеть? Сделаного не исправишь! Дальше жить надо!.. Или у неё другие планы?! Не дай Бог!.. Да как понять, что в её голове-то твориться? Поговорить?.. Не смогу я с ней спокойно разговаривать – это я только рассуждать мастер, что, мол, и её понять можно, а как запах её вдыхаю, крышу к чертям сносит: ну где была столько лет, как другому мужику доверилась? Да и сам хорош: отпустил её тогда с какой-то радости, и потом почему за ней не бросился? И сейчас?! Что у неё сейчас в планах?.. А у меня?! Лена…
- Добрый вечер, Виктор! – На кухне появилась вымотанная за день Вера – примерно так через лет двадцать будет выглядеть Ленка? Ничего, вполне себе мило. – Как встреча прошла?
- Нормально. – Неужели Лена просто не хочет со мной разговаривать? Совсем? – Я макароны сварил, только они остыли. Вы их подогрейте немного, а я спать – устал чего-то. – И в самом деле, я устал…
Как на подушку голову опустил, так и отрубился. Зато посреди ночи глаза раскрыл и хоть кросс на ускорение. Вокруг темнота, что называется – вырви глаз, и почти полная луна прожектором глаза слепит. Ну, лежал, смотрел на эту дуру, думал… думал… Размышлял. Только вот все мысли раз за разом разбегались от каждого нового шороха или скрипа, доносившегося из-за приоткрытой двери – судя по всему оттуда, откуда лился тусклый свет мерцающей лампочки – с кухни.
Встал. В туалет сходил. Окно зашторил. Шорохи не прекратились. Не иначе, Кулёмина хомячит.
Пришёл на кухню. Точно, она. Сидит на стуле. Одетая в спортивные штаны и растянутую водолазку матери – похоже, первое, что под руку попалось. На голове бедлам. На лице… На лице пустота. Одна рука как плетнем болтается, но при этом трубку домашнего радиотелефона крепко сжимает. Вторая на животе лежит. Самый низ живота – там, где наш ребёнок.
- Лен, что ты тут делаешь? – прошептал не своим голосом.
- Врачей жду. – Как зомбированная, ей Богу!
- Каких врачей?
- «Скорую помощь» вызвала. Вот сижу, жду.
- Лен, тебе нехорошо? Давление померить? – Какие к черту врачи – у неё дома два врача! – Слушай, маму твою может разбудить? Посмотрит тебя.
- Мне генетики сейчас не нужны, - прошипела, стиснув зубы.
- Да что с тобой? Живот болит?
- Болит – не то слово. Кровотечение у меня. – Маня как высоковольтными проводами шандарахнуло!
- Да чего сидим? Я тебя сам в больницу увезу! – И как она только терпит?
- Как? У тебя руки трясутся! – И вправду пляшут. – Сейчас приедут, заберут, нормально всё будет. Ты главное за ребёнка не переживай – прорвёмся!.. С Мишкой также было однажды. Только мне самой страшно. И в больнице опять долго торчать придётся. Не хочу.
- Ленок… – Господи, да за что на неё одну столько мучений?! – Может, ты приляжешь пока? Воды хочешь? Чёрт, Ленка, что мне-то делать?
- Вещи собери мои: нижнее белье, щетку зубную, пижаму, тапки. Полотенце, может, казенное дадут. – Взвизгнула, крепко зажмурившись, как по сердцу без наркоза полоснула. – Карту мою найди!..
- Лен, да как я тебя тут одну загибаться оставлю?
- Карту, говорю, найди мою.
- С тобой точно нормально всё будет?
- Нормально…
Карту очень долго искал, поэтому, когда раскрыл ящик с её бельем, по стеклу окна скользнул свет фар уже подъехавшей «Скорой». Схватил горсть трусов, две футболки, штаны посвободнее, пару теплых носок и её дорожную косметичку. Засунул всё в тряпичную сумку и выбежал из дома вслед за носилками.
Страшно было на Ленку смотреть: в её глазах не только физическая боль, но и… не страх, ужас потери. Я хотел её за руку взять, а она её убрала. И мне самому страшно стало. Впервые за последнее время за неё саму, прежде всего. Для неё же этот ребёнок уже не просто плод, донор, долг… Он для неё гораздо больше, чем для меня значит. Он и сына её спасёт, и ей самой жизнь новую подарит. Пока Мишку в палате ждали, я видел, как она одной рукой живот гладила, но значения не придал, а она к нему прикипела. У неё, должно быть, и в мыслях не ночевало, что я и второго готов сам воспитывать. Интересно, в её голове хоть изредка проскальзывают какие-то бредово-наивные надежды на эту ниточку, связующую нас? У меня все чаще. Девочка моя, кто бы мог подумать?..
А потом мучительные часы ожидания в больничном коридоре. Опасаясь свихнуться, я старался ни о чём не думать. Только жутко желал, чтобы, зная о Ленкиной беременности, моя мать перестала держать на неё зло, ну или хотя бы свечку за здравие в церкви поставила. Ленка. Моя Ленка из-за меня мучается. Правильно, это я во всём виноват. Не взял бы такой грех на душу, как запретная любовь, и всё бы было ладно, складно, шоколадно! Гад! Какой же я гад!.. Блин, а если!.. Да нет. Ну, нет же! А если?.. Если Ленка чухнула, что я и от этого ребенка не отказываюсь, а она… Она, вроде, как и ни при делах. Инсценировала всё это и сбежала? Куда? Куда ей бежать? И ладно от меня, но от сына-то её сейчас не оттащишь! Да что я за ересь несу?! Ленка!.. Никуда уже больше её не отпущу!
Вот и врач, самый долгожданный вестник. Сказал, что беда обошла стороной, все живы, но не вполне здоровы. Кулёмину оставили на сохранение. Меня к ней пускать не хотели, но в бою не сдается наш смелый «Варяг»! Пустили. Спит. На руке синяк – у неё и кожа, и сосуды тонкие, а эти бестолочи ни уколы, ни капельницы толком ставить не могут! Твари!
Заметив, как у меня заходили желваки на скулах, попросили удалиться. И прийти в часы приёма. Ага, как же! В коридоре сидеть остался. До этих самых приёмных часов совсем ничего. Долго сидел. Опять дурные мысли в голову лезли. Только встал, чтоб размять затекшие ноги, как в конце коридора показалась запыхавшаяся, взвинченная Вера – я ей смску отправил примерно в то время, когда она обычно встаёт. В руках у неё сумка: вещи всякие, фрукты и даже термос с домашним постным супом – запах мяса её дочь просто не переносит. Думаю, Ленка от такой заботы либо офонареет, либо в ступор впадёт, как и я.
Зашли, она лежит на боку, отвернувшись к стене, обеими руками все ещё толком не округлившийся живот держит, будто отберет его кто-то. Присел рядом, волос её грязных, а от того вьющихся, коснулся.
- Ленок, все хорошо обязательно будет. – Она всхлипнула. Страшно ей.
- Виктор, я сама с дочерью побуду, а ты домой поезжай, тебя там Сергей ждёт. Мы с Никитой решили, что раз ты теперь не работаешь, от услуг няни пока откажемся. Ты вроде как умеешь с детьми ладить…
- Хорошо.
На площадке перед домом установил кольцо под рост Сережки, броски начали отрабатывать. Родители его, правда, косо на это поглядывали по началу. Нет, ну а чем нам ещё заниматься? В настольные игры он с отцом прекрасно играет! Каждый день ходил к Мишке. Серёгу брал с собой – он меня либо в кабинете отца, либо в кабинете матери ждал. К Ленке вместе ходили. Только суть её пребывания в больнице толком мальчишке не объяснили. Да мы с ним и не заходили в госпиталь – гуляли вместе с Кулёминой вдоль протяженных аллей, когда какая-либо угроза уже миновала. Иногда сбегали к Мишке. В такие дни и мать, и сын были поистине счастливы. Серёга тем временем не унимался. Мы с Ленкой оба, не сговариваясь, старались не заострять внимания на провокационных вопросах непосредственного ребёнка. Мальца, безусловно, это злило, поскольку «во всём мне хочется дойти до самой сути» - его жизненное кредо. И хоть обламывать его было приятно, ответы на некоторые вопросы я и сам был бы не против услышать, да и найти тоже.

- Степнов, я зефир хочу! – раздалось в динамике моего мобильника посреди ночи.
- Хорошо, завтра с Серёгой принесём. Ты чего не спишь?
- Зефир хочу – вот и не сплю. Сейчас принесешь… - Вряд ли спросила, скорее, поставила в известность.
- До утра потерпи.
- Тебе что, сложно?! – она даже не возмутилась – обиделась, скорее. - Хотя, что я ждала от Вас, глубокоуважаемый Виктор Михайлович?.. Чтобы Вы, да мне – куда уж!..
- Всё сказала? – Вот почему, когда спит, или хотя бы, просто молчит, столько нежности к ней во мне просыпается, а когда сама скребёт по хребту, заостряя и без того острые углы, хочется её реально в космос отправить?
- Спасибо за заботу! – пробурчала она. – Не стоит напрягаться! О таком пустяке, как Лена Кулёмина, может позаботиться и другой человек! Папина любовь, Слава Богу, безлимитная – я ему позвоню! Адьос!
- Не вздумай его дёргать! Твой отец и без того груженный ходит! Пусть человек хотя бы выспится!
- Давай-давай, жизни ещё меня поучи! Ты же один знаешь, как правильно… - пробурчала фразу родом из нашей недолгой совместной жизни.
- Лен, чего ты обижаешься? Мне сейчас к тебе всё равно не пробраться! – А сам тем временем уже носки натягиваю.
- Знаешь, Степнов, у Егорки всегда отговорки! – шумно вдохнула. – Было бы желание… - И гудки.
И желание откуда-то взялось. Честно говоря, затягивая шнурки на ботинках, не подозревал, что самым непростым пунктом в предстоящем алгоритме действий, более походящем на экстренную импровизацию, окажется поиск, пожалуй, единственно воспринимаемой Ленкой сладости.
- Вот, держи! – Прошмыгнул я тенью в палату. Кулёмина, пытаясь скрыть довольную улыбку, вызванную, вероятнее всего, предвкушением от удовлетворения закидонов её пищеварительной системы, чем от лицезрения меня, вытащила из-под покрывала руку и жадно выхватила пакет.
- Все-таки, ты – человек! – протянула она, демонстрируя весь свой триумф.
Ленка жадно уплетала десерт, а я, пройдясь туда-сюда по палате, остановился у окна. Облокотившись о подоконник, лбом уперся об стекло. Я слушал тишину и размышлял о самом горьком в моей жизни: неужели, если бы Мишка не заболел, мы бы и не увиделись с ней никогда? Неужели она сама так и не решилась бы вернуться? Ни на следующий год, ни даже еще через одну, другую пятилетку?! Я же ждал!.. Столько раз представлял, как она, Моя Ленка, красивая, модная, дорогая, вся такая сильная и независимая появится на пороге любого дома, где бы мы ни оказались с сыном, ожидая её. Такая далёкая, чужая, холодная… Истончающая самые мерзкие запахи: табака, кофе и денег, с густо подведенными глазами и нахальной улыбкой, фальшиво скрывающей подступившие слезы, в бледно-голубых джинсах, кедах из белой кожи, короткой куртке не по погоде. Закинув голову слегка набок, кинет небрежено самым родным голосом: «Я вернулась, Вить»…
- Вить?..
- М-м-м? – вздрогнув, я быстро обернулся. А она совсем другая: заспанная, тихая, уютная.
- Спасибо. – Облизнула липкие губы. Только вот ещё и на щеке сахарные крошки.
- Не смей так делать! – рыкнула она, когда я сцеловал с уголка её губ остатки десерта.
- Чем не угодил? – присев на корточки, положил свои руки на её колени.
- Всем! Не понимаю, зачем ты со мной так? Для тебя это ровным счётом ничего не значит! – Раз сделал, то можно было бы догадаться, что всё с точностью до наоборот!
- А для тебя?
- Какая к черту разница?! – С досадой сбросила мои руки и села по-турецки, обхватив двумя руками округлившийся живот.
- Вот и я также думаю…
- А я бы поспорила! – Она отвела взгляд. – Ты что решил у себя в голове? Возомнил, что в ситуации, когда мне уже нечего терять, вправе что-то за меня решать?! – Нет! Упаси Боже! Я даже самопроизвольно руки поднял, словно под прицелом. Она лишь хмыкнула. - Думаешь, для того, чтобы у Мишки мама была, а у тебя ещё один ребёнок, стерпишь меня рядом?! Да ты не сможешь! Даже ради сына не сможешь, уж поверь мне! А я… я не просто так ушла от тебя!.. – Да, наверное, я сам вынудил – плохо, когда забота близкого человека в тягость, но иначе я не мог – видел, что теряю её, и бесился ещё больше.
- Лен, я и не собирался – честно! - Как ей объяснить, что сразу отмёл подобные мысли, а то, что случилось минутой ранее – моя слабость и зависимость?.. – Создавать семью ради детей – это не выход из сложившейся ситуации. Дети должны в спокойной обстановке расти, без скандалов, а мы с тобой дольше пяти минут без оскорблений разговаривать не можем. Раз ты тогда ушла, вновь уж точно ничего не сложится – насильно мил не будешь!..
- Слушай, ты сейчас кого успокаиваешь? – Сам себя, кого же ещё? – Я хотела ради Мишки предложить тебе дружить семьями. Уже и с мамой поговорила – вы можете жить в их квартире, мы с дедом будем! - В принципе, я согласен с таким раскладом: у меня свой ребенок, у неё свой – и овцы целы, и волки сыты. Но…
- Ты уверена, что ребёнок не будет помехой твоей новой жизни? – Я выжидающе вгляделся в её глаза, а там постепенно начала нарастать буря.
- Что?! – Гримаса боли и отчаяния, а голос более похож на гневный рёв.
- Ну, однажды ребёнок спутал тебе все карты! – Плотно сжав губы, она натянула на живот одеяло. – Нет, я не слепой – вижу, как ты прикипела к нему, но быть матерью-одиночкой совсем не просто! Помогать я, безусловно, буду по мере возможности, да и участвовать в воспитании не отказываюсь, но пойми, ты и в Москве можешь заняться карьерой: на первых порах друзья помогут – Новикова вон пытается пробиться, у Гуцулова знакомые музыканты есть! Потом отойдешь от этой встряски и мужика какого-нибудь встретишь нормального. Думаю, он не в восторге будет от такого багажа, – как-то виновато повёл плечами, задерживая тяжёлый взгляд на руках Кулёминой. – Я не хочу, чтобы мой второй ребёнок помешал твоей новой жизни. Я понимаю, ты – мать. Я ни в коем случае не отнимаю его у тебя. Просто хочу, чтобы ты поняла – всё можно исправить и вернуть на круги своя. Можешь на меня рассчитывать - я воспитаю двоих. – Не проронив ни слезинки, она громко шмыгнула носом.

 Отправлено: 16.09.11 18:54. Заголовок: - Мой ребёнок – это ..

- Мой ребёнок – это и есть моя новая жизнь! - Захотелось сквозь землю провалиться. Как я мог такого наплести? Я же не думаю так! Просто сам не знаю, чего от неё ждать – кажется, так действительно было бы для всех лучше. – Знаешь, Степнов, я не буду пользоваться твоей великодушной снисходительностью! Я в суд обращусь и получу официальное право быть со своим сыном два часа один раз в неделю! И не вздумай его из Москвы увезти!
- Замечательно! А я со своим вторым видеться буду? – Резко поднявшись на ноги, я снял куртку и швырнул её на стул.
- Нет! – Да, после всех моих слов у неё новая фобия начнётся – вдруг я его отниму?! Дожили…
- Лена, ты чего добиваешься? Хочешь, чтобы наша холодная война переросла в бойню за детей? До этого меня довести хочешь? – Уровень бешенства в моем организме явно начал зашкаливать.
- Нет! Да и не будет этого! Мишке ты запретить не сможешь со мной видеться, а… - склонив голову, посмотрела на живот, – а на нас ты плевать хотел! И правильно, кстати, делаешь. Куда уж нам!..
- Не смей говорить о том, чего не знаешь! Может, я и не настолько сильно люблю этого ребёнка, как Мишу, но я ему уже благодарен! Я вам обоим благодарен!.. – Взревел я откровенностью.
- Обойдёмся без твоего «Спасибо»! Не для тебя стараемся и терпим! – Какая же она язва!
- Лен!..
- Ещё не всё сказал?! – Она встала, чтобы попить воды и так картинно это сделала – напоказ. Меня попросить – да что вы, Боже упаси!
- Нет, но это не важно. Я тебя хочу послушать. – Она скептично повела бровью, а я в ответ лишь проводил привороженным взглядом каплю воды, путешествующую вдоль её шеи. – Ответь мне на вопросы, что задавал тебе Серёжа. – Она рассмеялась. Не заливисто и красиво, а с каким-то цинизмом и чувством превосходства, что ли.
- О чём конкретно ты хочешь поговорить? – Завернувшись в плед, устроилась в кресле.
- О наших с тобой отношениях. – Не понятно разве?
- Я могу долго и много об этом говорить, но у меня нет желания. – Нет уж, будь добра! – К тому же… вряд ли тебе это что-то даст.
- Даст! Определенность даст. – Хотя прекрасно понимаю, она может всё запутать ещё сильнее.
- Хм! О том, как я жила одним мгновением до твоего вмешательства, я уже рассказывала, а повторяться не хочется – кошки, знаешь ли, скребут. Что-то ещё? – Она вела себя так, словно это не беседа бывших любовников, а наискучнейшее интервью.
- Если бы не Америка и не Вася, ты бы всё равно ушла?
- Да. – Больно, зато - правда.
- Выходит, ты меня никогда не любила… - заключил я.
- Почему же? Любила. Очень любила. – Она начала щелкать переключателем на ночнике. Вскоре это стало раздражать, и, дабы не замечать мерцания, я включил верхний свет.
- Выключи, а то медперсонал набежит, - прошептала пересохшим голосом и спрятала руки в карман только что надетой поверх майки кофты-кенгуру.
- Как-то быстро прошла твоя любовь!.. – Выполнив её просьбу, я и ночник выключил.
Палату освещал лишь свет, беспрепятственно лившейся в окно: луна, звезды, фонари…
- А твоя?
- Не важно.
- Тогда к чему весь этот балаган? У меня вообще-то режим! Мне спать надо!.. – Да, лучшая оборона – нападение.
- Ты давно день с ночью попутала, так что давай поговорим! Не могу я так больше! – Пора быть честным с самим собой.
- Как «так»?! – С какой силой за глотку цепляются, так же пристально она вгляделась в моё лицо. – Тебя что-то не устраивает? Картину нашего будущего я обрисовала тебе вполне чётко! Яркости добавить?!
- Лен, кто я для тебя? – Устав наматывать круги по комнате, сел на кровать.
- Ты серьезно?! Какая тебе разница?..
- Лена.
- Бывший сожитель, бывший друг, бывший учитель. Бывший!.. – Она взяла с тумбочки ободок и, надев его, убрала отросшую челку, которая то и дело лезла в глаза.
- И только?..
- Ах, да! Совсем забыла! Ты – отец моих детей. – Хотя бы так.
- А кто ты для меня, узнать не хочешь? – Она лишь начала теребить шнурки от кофты. – Совсем?
- Я хочу, но боюсь… Боюсь не справиться с полученной информацией.
- А я уже ничего не боюсь. – Только тебя опять потерять боюсь. – Не можешь меня слушать, сама говори. Обещаю, я справлюсь с любой полученной от тебя информацией. Расскажи мне всё.
- Что «Всё»?
- Всё…
- Хорошо… Порой кажется, что любила тебя всегда. Долгое время удавалось уходить от осознания этого факта, убеждая себя в том, что нежность к тебе – не более чем привычка, помноженная на благодарность. Поняла, что вляпалась, когда ревновать начала. А потом твоё «нравишься»… И я испугалась. Да, сильная. Да, смелая. Но испугалась. – Сам-то я как тогда испугался!.. – Сейчас между нами война, от которой я порядком устала, а тогда, в одиннадцатом классе, игра в кошки-мышки… Степнов, я была маленькой несмышленой девочкой, но как могла, так и боролась за право любить тебя: и с обществом боролось, и с тобой, и даже с самой собой.
- Лен…
- Не перебивай меня! Ты же слушать хотел – так слушай! Тише-тише… – Уже не мне: тепло и ласково.
- Шевелится?
- Толкается. – Захотелось ощутить как это. Понял, что завидую ей – никогда не чувствовал наших детей изнутри, а ей уже дважды подфартило. – Вить, ты же ничего никогда не делал ради нашей любви. Это правда, и не смотри на меня так. – Похоже, обозлился я настолько, что мой гнев она почувствовала даже в полумраке. – Сам посуди: я свистнула – ты прибежал; я отдалась – ты взял; я ушла – ты отпустил; я принесла в подоле – ты принял!.. Когда-то ты учил меня: учил играть, учил дружить, учил жить. Я думала, что ты и семейной жизни меня научишь: быть женой, матерью, хозяйкой, а ты диктовал условия, требовал и запрещал. Я любила тебя, но мне было слишком тяжело. Я боялась, что вся жизнь может пройти вот так, в скандалах. Я хотела этого избежать. Не знала как, поэтому, продолжая безумно тебя любить, просто взяла и ушла. И дело даже не в Васе с его комплиментами и цветами, а в том, что я хотела получать всё это от тебя. Но получала совсем другое. Ко многому я была не готова. Не готова была ломать себя и подстраиваться, прогибаться, уступать… Как сказала тебе твоя мама тайком на кухне: «Она не нагулялась». Но я видела, насколько сильно ты меня любишь. И почему-то решила, что твое счастье – это моё счастье. Я думала, что твоя любовь слепа настолько, что тебе ничего не надо - лишь бы мне было хорошо. Но я ошибалась. Я раз за разом ошибалась. Знаешь, когда я привезла Мишку… - перевела дыхание. – Втайне от себя, я надеялась, что не уеду, что останусь, что ты меня никуда не отпустишь. Да, я тогда могла попросить прощения и предать тем самым не только друзей, но и свои мечты, свои принципы, да саму себя, в конце концов! Но, знаешь, я задалась целью, я свыклась с мыслью, что не судьба и что мне нужно нечто большее, чем семья. К тому же я не видела совместного будущего, да и сейчас не вижу. - Я понимал всё это и действительно сильно тебя любил, поэтому и отпустил. – Вам вместе же лучше, нежели если бы вы не знали друг о друге. Я хочу, чтоб в моей жизни появилась такая же любовь, как у вас сыном – у вас целый мир на двоих. Не отнимай у меня этого ребёнка. – Закрыла руками живот.
- Не отниму. Лен, про колыбельную я тебя уже спрашивал, а остальные композиции? Кому они посвящены?
- Тебе. Нашей любви. Я же не переставала тебя любить. Жутко тосковала и мечтала увидеть сына. Я на маленьких детей вообще не совсем адекватно реагировала всё это время. Но кто видит, что в душе моей творится?.. Никто. Каждый раз, когда деда навещала, в моем мозгу пролетала шальная мысль, нет, скорее призрачная надежда – вдруг тебя увижу? – Если бы ты знала, сколько раз мы случайно разминулись. – Но постепенно в мою жизнь стал входить Дима. Я тешила его самолюбие, а для меня он был анальгетиком. – Столько лет была близка и душой, и телом, и мыслями с другим человеком – неужели смогла пронести чувства ко мне сквозь эти стабильные, беспроблемные отношения? Странно… – Было многое и разное, но ни привычка, ни благодарность, ни привязанность, ни какая-то, пусть и слабая, но эмоциональная зависимость от него – не помогли мне забыть вас. Постоянно думать о потерянном было невыносимо. Было время, я ни то, что к психологу – к психотерапевту ходила. Помогало, но плохо. Я работой спасалась: и эмоции выплескивала и получала какие-то жизненные силы, словно говоря себе, что раз уж отказалась, надо и дальше отказываться достойно. – Да, я знаю, признать себя неправой для Кулёминой – недопустимая, непозволительная слабость. Я сам научил её проигрывать и ошибаться с гордо поднятой головой, я сам воспитал в ней несгибаемую веру в собственные силы, в собственный успех, заключающийся, прежде всего, в её уникальности. Так и вышло. – А что теперь, и как дальше, я не знаю!.. – пожала плечами. – Только мне всё надоело! Ругань наша надоела, неопределенность эта: то рычишь, то ласкаешься – не надо мои нервы на прочность проверять, прошу, Вить, пожалуйста!.. – Прости, родная.
- Не буду. Лен, скажи, ты была счастлива? – Она помотала головой из стороны в сторону. – И что же тебя держало?
- Эйфория. Ни получив кубок города, ни на ринге, ни поцеловав тебя впервые, подобного не ощущала, а там - нескончаемым потоком адреналин, драйв… эйфория! Понимаешь? – Я только плотно сжал губы. – А счастье – это застой, когда уже ничего не надо. Счастье – это умиротворение, спокойствие, гармония. По мне, счастье ни разу не означает, что у тебя всё есть и ты в шоколаде! Счастье – это умение довольствоваться малым, участь слабых. – Если так, то почему мы с сыном не довольны нашей жизнью, а тебя в ней хотим видеть? – Вить, что со мной дальше будет? Что с нами со всеми будет?..
- Тебе самой решать, что хочешь – то и будет! – Остаться сильной и стремиться к эйфории или позволить себе стать слабой и обрести счастье.
- Что с нами сейчас происходит, хочу понять! – Как что? По-прежнему любим друг друга и зачем-то боремся с этим.
- Многолетнюю обиду выплескиваем. Честно – сам устал! Легче простить, чем вот так друг друга и самих себя изводить!
- Простить!.. – Она встала и достала из холодильника сгущенку. Вооружившись столовой ложкой, Кулёмина вдумчиво уничтожила полбанки и продолжила: - Простить – значит позволить другому вновь причинить тебе ту же боль. Простить – разрешить изменять и предавать. Простить – добровольно загнать себя туда, откуда бежал, себя не помня.
- Простить – это отпустить обиды, забыть всё плохое. Простить – это излечиться от груза прошлого и жить дальше, - постарался быть убедительным. Леночка, одна твоя просьба! Просьба простить, и всё изменится. Дальше я не смогу сопротивляться, и к черту весь самообман, к черту всю выдержку, и туда же страхи, обиды, сомнения и прочую ерунду.
- Степнов, я когда уходила, так и сейчас: одновременно хочу к тебе и не хочу! Я не хочу в парандже мыть посуду под семью замками! Я не хочу ходить по одной половице и не иметь права голоса! Я не хочу терпеть! – Сильная, независимая, уникальная – именно такую её я и полюбил. Так зачем стремился переделать изо дня в день? Боялся потерять… Потерял. – А то, что ты мне нужен – это да… Разрывает меня, но я научилась бороться. Когда-нибудь обязательно свыкнусь с фактом, что наша любовь в прошлом. – В детях. Наша любовь в наших детях. - Степнов, а ты чего от жизни хочешь? – «Тебя» - подумал я, опуская усталые веки. – Кто я для тебя?
- Мать моих детей. Любимая девочка, любимая девушка, любимая женщина. Любимая… Моя любимая… - В свете предрассветных лучей на её щеках заблестели крупные слёзы. Я резко вскочил, но замер на полпути. Стиснув зубы, она ухватилась одной рукой за поясницу, а вторую положила на вверх живота. – Ленок, врача позвать? Больно?
- Нормально всё. Пинается сильно. Очень сильно. – Не сдержавшись, я присел на подлокотник кресла и, положив одну руку на Ленкину талию, вторую, раскрыв ладонь, несмело потянул к животу: - Можно? – Она с какой-то жадностью схватила мою холодную руку и, прижала её к своему тёплому обнаженному животу, от чего и майка и кофта немного задрались. Прикрыв глаза, она двумя руками плотно-плотно прижала мою ладонь к крохотной пяточке.
- Вить, прости меня… - промычала она, уткнувшись носом в мою шею, а я сидел и не верил ни ушам, ни рукам, ни сердцу. Я понял, чего мне не хватало для счастья.
Наклонив к её лицу голову, уткнулся лбом об её лоб, потёрся тихонько об её нос своим, не раскрывая глаз, она горячо вздохнула и ещё крепче сжала мою руку. Я коснулся губами её сладких, чуть припухлых, мягких губ. Ушёл невесомыми поцелуями вдоль шеи к горловине кофты, тем же пьянящим маршрутом вернулся обратно. Целовал аккуратно и осторожно, боясь напугать. Но вскоре мысленно улыбнулся, осознав, что Ленка начала мне отвечать! Она сама начала целовать меня отчаянно, самозабвенно, жадно. Сжимая свободной рукой волосы на моём затылке, она всё больше и больше углубляла поцелуй. Чувствуя, что ей начинает не хватать воздуха со всей нежностью постарался смягчить поцелуй – ослабить нежданно-негаданно некстати нахлынувшую на Кулёмину страсть.
- Лен, давай попробуем… - прохрипел я ей в затылок, продолжая держать её в своих объятиях.
- Ради детей? – В голосе настороженность и некая смущенность.
- Ради нас. Пожалуйста. – Прижался губами к её лбу.
- Степнов, не сходи с ума! – Начала она кричать в любимой манере. - Я изменила тебе, я предала тебя!.. Я перед сыном виновата! Ты не для меня – я тебя не достойна! Да и тебе другая баба нужна: смирная и покладистая, хозяйственная и мудрая, обходительная и вежливая! Меня вся твоя родня ненавидит – твоя мать меня не примет! Что люди скажут? Да и не сможем мы! Не сможем!.. Столько воды утекло – мы чужие теперь. Вить, не надо, слышишь, не надо! Опять же мучиться будем! Это счастье и безумие – любить тебя, погружаться в тебя, вряд ли я смогу!
- Лен, успокойся! Послушай!
- Не хочу! Да, я от мысли о тебе по-прежнему разрываюсь, но не хочу возвращаться! Я уже всё сказала! – Попыталась вырваться.
- Ленок, обещаю, скандалов не будет, слышишь? Мы будем учиться договариваться! Мы будем учиться понимать и верить! – Мы сможем, только поверь мне, заклинаю, поверь! – Лен, мы столько выдержали – со второй попытки уж точно справимся!
- Зачем тебе это? Зачем?.. Проще и легче остаться бывшими! Вновь становиться бывшими будет невыносимо больно. – Ленка, ты нужна мне – как ты не понимаешь?! Господи, мы нужны друг другу! Нужны… - Я не могу с тобой! Не могу без тебя! Хочу с тобой, но нельзя!.. Наша любовь всегда была какой-то выстраданной! Может, мы и сейчас любим, но с оглядкой на прошлое! И наше же прошлое нас погубит! Оно нас не отпустит! Мы всю жизнь будем грызться!..
- Кулёмина, ну нам же нечего терять – давай попробуем!
- Как нечего? Степнов, а дети?! Вить, ты сам говорил, что им спокойная жизнь нужна!.. – Мы сделаем для этого всё.
- Лен, ты нужна и детям, и мне. Я не отпущу тебя никогда ни при каких обстоятельствах!.. – Можешь даже меня не любить, просто будь со мной, прошу!.. Словно услышав мои мысли, доверчиво ко мне прижалась. - Иначе, свихнусь.

 Отправлено: 26.10.11 19:20. Заголовок: 16. «Не верю я в п..

16.

«Не верю я в приметы,
Но вижу добрый знак,
И все осколки света
я соберу в кулак…»

Я ему ничего не ответила. Я и себе ничего не ответила. Поцеловала на прощанье. Потом за руку поймала и ещё раз поцеловала. В коридоре окликнула, он остановился, я подошла и снова поцеловала. Но пусть не думает, что будет всё легко и просто, что вообще что-то будет!.. Он - моя часть, он мне нужен, но, Господи, как же страшно! Как же тяжело, как же больно!.. Я не представляю, как мы будем жить вместе! Порой ловлю себя на мысли, что после всего пережитого нами я должна в ноги ему кланяться только за то, что снизошёл, стать покладистой, смирной женой, но это буду не я. Он же простил, сказал, что нужна, решил принять такой, какая я есть. Я не стану другой, но повторять своих ошибок на «Бис!» не буду, премьера и без того прошла уж слишком грандиозно! Я отдаю себе отчёт, что начать строить семью, отношения вновь будет в разы сложнее – сейчас и с меня спроса больше, и сама ситуация отменно накручена. И всё бы ничего, но я сама себя боюсь – одна мания сменяет другую. Вдруг он, мой Витя, мой Степнов, уже не любит меня вовсе, а всего лишь готов терпеть?.. Что, если этой ночью он блефовал и всю жизнь будет лгать?.. Ради сына он сможет. Но я так не смогу. Я так не стерплю. Я так не хочу! Я всерьез боюсь свихнуться. Боюсь даже не столько диагноза и психушки, боюсь оказаться слабой и не справимся со всем, что навалилось. Боюсь, что не смогу быть опорой для своих детей, для деда. Боюсь, что Витя когда-нибудь уйдёт из моей жизни. Я буду беречь его, буду заботиться о нём, буду любить его. Но мы долго и тяжело будем идти к столь беззаветному доверию. Господи, помоги нам! Пожалуйста, помоги!.. Мы не сможем друг без друга! Мы нужны друг другу и нашим детям! У нас будет семья! Самая счастливая, самая крепкая, самая настоящая семья!..
Кстати, о семье: надо бы сообщить папуле, что на сегодняшнем УЗИ наконец-то разоблачили лучшего конспиратора всех времён и народов!
«Степнов, у нас будет дочка!» - отправила я ему сообщение.
«Будет вторая Ленка » - пришёл вскоре ответ.
«Нет! Сашка!»
«Мы это ещё обсудим)»
Как же много нам ещё предстоит обсудить, обговорить, обдумать. Чёрт, тяжело-то как! Порой думаю, вот отшибло бы мне начисто всю память, и красота! А что? Полюбить Степнова заново как раз плюнуть, себя простить и ему довериться – гораздо сложнее. Но нет. Не хочу терять наше общее прошлое – хоть я и могу по праву во многом обвинять Витю, светлого в нашей жизни было не меньше, а если вдуматься, то даже больше дурного. А впереди… Впереди лишь беззаботный детский смех.
На следующий же день Степнов прискакал ни свет ни заря и принялся усиленно отговаривать меня называть дочь мужским по сути именем, но его альтернативные предложения не вдохновляли меня. Сошлись на том, что он будет звать дочь по имени-отчеству, я – как угодно, но никто и ни в коем случае не назовёт её Шурой.
Спустя полторы недели, в течение которых меня навещали все кроме брата, поскольку он был в очередном лагере, настал день выписки. Собрав сумку и сдав палату, я сидела в кресле, закатав свободную кофту до груди, и гладила свой живот. Я настолько погрузилась в собственные ощущения, в общение с малюткой, что улыбаясь и разговаривая с дочкой, не заметила, как скрипнула дверь.
- Лена, ты же беременная! – первым вошёл Серёжка. Скрываемый ранее просторной одеждой живот заметно округлился и в излишних комментариях не нуждался. Я лишь мило улыбнулась в ответ.
- Александра Викторовна, привет! – Степнов поцеловал мой живот, от чего захотелось спрятаться ото всех и плакать – как же дурно на меня влияет беременность! – Привет, Ленок! – невесомо прикоснулся губами к моей макушке.
- Почему от меня все всё скрывали?! Когда вы помириться-то успели?! – негодовал мальчишка, в то время как Виктор, деловито проверив все шкафчики, ящички и полочки, утрамбовал мою сумку халатом и тапками. Найденные в холодильнике бананы поделили между нами с Серым поровну. - Успели, вот, – прошамкала я с набитым ртом, откусив банан.
- А кто у вас будет: ещё один сын или дочка?
- Дочка, - с наслаждением растягивая новое слово, ответил Витя.
- А Мишка-то знает, что у него сестрёнка будет?
- Нет пока, - виновато прошептал Степнов.
- Вы обязательно ему расскажите! Он обрадуется! Вот увидите, точно обрадуется!
- Расскажем! Вот завтра пойдём к нему и расскажем! – постаралась заверить я и братца, и себя, и Степнова.
- Лен, а ты теперь к дяде Вите переедешь, да? – интересно, его кто-то подговорил, или это он исходя исключительно из собственного миропонимания?
- С чего это?
- Ну, вы же любите друг друга! – было бы всё так просто. – У вас дети общие, а это не правильно, когда мама и папа в разных комнатах ночуют!
- Лен, в самом деле, переезжай ко мне! – твёрдость в голосе, взволнованность во взгляде.
- Степнов, ты реальность адекватно воспринимать в состоянии, нет?! – ухмыльнулась я в завершении крика возмущения.
- А что тебя смущает? – кинул он настороженный взгляд в адрес Сергея, который выжидающе смотрел на меня.
- Хорошо, на месте разберемся! Вить, зашнуруй мне кеды! – он послушно выполнил мою просьбу и, несмело погладив мою коленку, отскочил, когда я слегка покашляла. Я аккуратно встала и неспеша пошла на выход. Вскоре меня догнал Серёжка и взял за руку. Следом за нами шёл Степнов и нёс мою сумку, прожигая взглядом мой затылок, от чего в голове зазвучала протяжная мелодия, которую я слышала ранее, когда Витя обнимал меня и просил начать все заново.
Вечером мама проявила небывалую заботу: прочла всю карту, расспросила о том, как я перенесла пребывание в больнице, давление измерила и даже поинтересовалась, что приготовить на ужин. Она как-то уж слишком спокойно отреагировала на мой переезд в комнату к Вите, словно это само собой разумеется. Лишь загадочно улыбнулась и одобряюще по голове погладила, выделяя новый комплект постельного белья.
Укрощать пододеяльники я никогда не умела, Степнов об этом, слава Богу, не забыл, вот и сделал всё в лучшем виде. Правда, я сразу ему сказала, что «да, мы не чужие, но и не близкие! Нам бы привыкнуть друг к другу – не стоит бежать впереди паровоза», на что он, тяжело сопя, но не сказав при этом ни слова, разложил себе матрас на полу у окна. Отобрал у меня одну подушку, достал из шкафа второе одеяло и, пожелав мне спокойной ночи, улёгся спать.
На следующий день мы навестили Мишку и рассказали ему о сестричке. Эта новость оказалась для него лучшим, помимо воздушных шариков, подарком к пятому Дню Рождения. Мы постарались объяснить сыну, что сестрёнка поделится с ним кровью, и он выздоровеет. Миша вот только расстроился, что малышке будет из-за него больно, но мы его быстро успокоили. Сынок пообещал, что обязательно будет её ждать. Мальчик мой, осознавал бы он, насколько важно это было нам с папой услышать. Было до слёз трогательно и до щенячьего визга круто ощущать на своём животе, в котором живёт дочурка, руки сына и их отца. Мы вчетвером – самое хрупкое и призрачное счастье. Самое желанное и выстраданное счастье.
Пару дней спустя я проснулась посреди ночи от того, что мне холодно и даже как-то боязно. Я вспомнила, как хорошо может быть в объятиях Степнова и вдруг пришло сознание, что пора разбирать стену и возводить на её месте мост.
- Вить. Витя, ты спишь? – позвала я его охрипшим голосом.
- Уже нет. Что хочешь? – прокряхтел он из темноты.
- Ложись с нами спать.
- Ты серьезно?
- Ну, мы же семья… - я немного подвинулась, а он, положив рядом с моей подушкой свою, юркнул под одеяло и бережно меня обнял.
Отныне я спала спокойно и стала даже высыпаться, а стоило малой внутри меня разбушеваться посреди ночи, как ладонь отца её мигом успокаивала. Если забота матери и помощь врачей и сделали вторую беременность гораздо легче первой, то приятнее она стала лишь от поддержки Степнова. Каждый его поступок - будь то жест или взгляд, идущий откуда-то изнутри. На протяжении всего этого времени он искренне и ежесекундно дарил нам с дочерью тепло и нежность. Мы с крошкой знали, что нас любят, что мы нужны, а от того мы были спокойны и безмятежны.

- Лена, дочка, можно с тобой поговорить? – однажды после ужина мама зашла в спальню, когда я увлеченно читала книжку о внутриутробном развитии детишек.
- Конечно. – Я улыбнулась маминому неравнодушию ко мне. Она, присев рядом, накрыла мою ладонь своей дрожащей рукою.
- У меня к тебе очень и очень важный разговор. Скорее, предложение. Пообещай, что ты сейчас спокойно и внимательно меня выслушаешь, а потом сама примешь единственно верное решение. – эти её «танцы» вокруг да около, вызвали во мне раздражение.
- Мам, ну ты так только заставляешь меня нервничать! Говори прямо!
- Дочь, я внимательно изучила твою карту, переговорила с наблюдающими тебя врачами – в принципе серьезных противопоказаний нет. Твоё состояние стабильное, да и девочка здоровенькая, крепенькая, достаточно крупная для этого срока. – толкая речь, мать гладила меня по руке и убирала со лба волосы, пристально смотря в мои глаза. Она старалась быть убедительной.
- Мама, что случилось? Что с Сашкой?
- Нет же, ничего не случилось. Говорю, всё с моими девочками хорошо, просто замечательно! – она мягко улыбнулась и слегка приобняла меня за плечи. Мама. Как же её не хватало, а сейчас… Кажется, сейчас мы уже не сможем стать друг для друга необходимо близкими.
- Так в чём дело?
- Понимаешь, Лен, Саша должна спасти брата, но Миша… Нет, я не хочу тебя пугать – и его состояние стабильно удовлетворительное! Он вполне может дождаться сестру. – И тут я начала трястись. – Миша обязательно дождётся Сашу! Прошу, родная, успокойся! Ты дочь медиков и понимаешь, что беда одной лишь операцией не разрешится. После неё ещё долгая и тяжёлая реабилитация. Понимаешь, чем позже будет проведена операция, тем меньше шанс на её успех: на полное выздоровление и восстановление организма твоего сына.
- И что ты хочешь предложить? – насторожилась я.
- Повторюсь: и ты, и девочка – вы обе в норме. Сашенька здорова и крепка. Уровень сегодняшней медицины невероятно высок и позволяет выхаживать совсем крохотных малюток. Семимесячные детки быстро набирают вес и не отстают от сверстников ни в росте, ни в здоровье, ни в интеллектуальном развитии.
- Ты предлагаешь мне родить раньше срока? – мама лишь устало прикрыла глаза и, глубоко вздохнув, утвердительно кивнула головой. – Зачем?
- Лен, пойми, вы с девочкой перенесёте преждевременные роды без осложнений, а для Миши эти два месяца могут стоить жизни.
- Всё настолько серьезно?
- Серьезно. Но не страшно. Будь ситуация критическая, я тебя сейчас сама в приказном порядке отправила бы рожать, но мне дорог не только Миша. – Поцеловала меня в лоб, поглаживая живот. - Виктор пока ничего не знает. Узнает лишь в случае твоего согласия. Ты сама должна принять решение, понимаешь?
- Понимаю.
- Скрывать не буду – риск определенный есть, но в сравнении с возможной потерей Миши он ровным счётом ничего не значит.
- Что за риск?
- Ну, к примеру, у новорожденной может быть слабенькое сердечко. Леночка, поверь, это совсем не страшно! Страшно, если на фоне стресса в случае смерти Миши, у тебя случится выкидыш. Мы рискуем потерять всех – вот что страшно!
- Мама, ты осознаешь, перед каким выбором ставишь меня? – всхлипнула я.
- Осознаю, девочка моя. – Она погладила меня по плечу. - Но иначе никак! Ты сама должна решить! Это твои дети, твоё здоровье, твоя жизнь! Ни я, ни Виктор – ты, только ты должна сделать этот выбор: минимальный риск в обмен на максимальный!
- Хорошо, я подумаю.
- Я даю тебе неделю. Потому что в случае твоего согласия, необходимо подготовить Мишу к операции.
- Хорошо…

Я согласилась. Разве я могла поступить иначе? Безусловно, нет. А Витя… Витя переживал, боялся, нервничал и даже паниковать по пустякам начал. Как могла, я его успокаивала, в итоге он смирился с моим решением. Он стал растерянным – всё время где-то на своей волне, откуда его не дозваться. Его упорству даже мне стоит поучиться, но все волевые усилия как коту под хвост: мнительный, раздражительный, придирчивый – именно таким он и проявил себя в общении с медперсоналом в первый же день моего пребывания в клинике. Но я его не осуждаю, понимаю, что в такой обстановке трудно совладать со своими эмоциями. Виктор слишком сильно переживает и за меня, и за детей.
Анализы, осмотры, предродовая подготовка, уколы, капельница, потеря счета времени… Спокойные, чёткие, размеренные действия врачей, речь которых проходила абсолютно мимо моего сознания. Желание пить и полное отсутствие причин надрывать голосовые связки: ни страха, ни боли. Только вот потрудиться пришлось за двоих – у дочки ни сил, ни желания появляться на свет особо не наблюдалось. Но всё же Сашка устала больше меня и даже кричать не стала. Я лишь перевела дыхание, прикрыв на пару минут глаза, как на моей груди оказался крохотный свёрток. Когда дочка была внутри, казалась раза в три крупнее, а тут - взяться не за что, дышать рядом с ней боязно!.. Я думала, таких маленьких в инкубаторах держат, а она настолько крепенькая, что нас в одну палату определили – круглые сутки вдвоём, она постоянно спит на моих руках, продолжая оставаться со мной единым целым. Только вот к нам всем посетителям дорога заказана. Спасает телефон - редкую минуту успеваю хоть с кем-то из родных парой фраз перекинуться. Благо мы на втором этаже, Степнов каждый день приходит под наше окно и часами с нас глаз не сводит. А тут через медсестру письмо передал – столько всего рассказал: и о том, как Серёжке уроки делать помогает, который в этом году, отметив летом семилетие, пошёл в первый класс; и о том, что отец в командировке – он звонил и привет нам с Сашкой передавал; и о том, что мама моя, рассматривая мои детские фотографии, ждёт не дождётся, чтобы внучку увидеть; а ещё про Мишку рассказал – он пока в отдельном боксе, с отцом видится через окошко, но изо дня в день ему всё лучше и лучше. Сынок попросил бабушку (именно так с недавних пор он стал называть своего лечащего врача), чтобы к нему мама с сестричкой пришли – он очень сильно по мне скучает, как и я по нему – он мне снится, когда я ловлю урывками призрачную возможность вздремнуть. Мне снится мой сын маленьким крошкой, словно проживаю то, от чего отказалась, чего лишила и Мишу и Степнова. Снится наша маленькая семья: Витина хрущевка, его работа в кафе… Я совсем зелёная, и сын по ночам канючит, но я как-то со всем справляюсь… Наверное, потому что люблю их, да и дед рядом. Он тоже звонил маме – переживает, скучает, ждёт нас всех и новые сказки пишет. Всё же не зря дедуля брал Витю в соавторы – он мне тут в красках расписал, как истосковался, как жаждет меня обнять и дочь на руках подержать. А я настолько устала, что просто хочу выспаться. Доверив Сашу под мамин присмотр, уснуть на его плече. Постскриптум Степнов признался, что не сдержался и поделился своей радостью с Игорем Ильичом. Наверное поэтому я не удивилась пришедшей посреди ночи смске со следующим содержанием: «Целую Сашулькины пяточки и крепко обнимаю Мишку! Ленка, хоть ты и дура, но я за тебя рада!». Ставлю триста против ста, этот привет был от Новиковой! Как же я её обожаю!..
После вместе с обедом получила новую бандероль - рисунки от сына: там и цветы, и бабочки, а самая трогательная картинка, на которой мы все вместе: большой папа, намного меньше его - сам Миша, а мы с Сашкой и вовсе принцессы! Я же медсестре вручила свой конверт, в нем ответное письмо Степнову – небольшая записка, в которой больше просьб, нежели новостей, и флешка с телефона – пусть фотографии дочери распечатает и хоть так вблизи на неё посмотрит.
Её каждый день врачи осматривают, хвалят и её, и меня. Очень часто и вес измеряют, и рост, и окружность, как головы, так и грудной клетки. Мне так страшно, когда её полностью раздевают: маленькая, ручки с ножками тоненькие как лапки у паучка, кожа прозрачная ещё совсем, личико меньше моей ладони кажется. Она, кстати, на меня похожа! На макушке едва заметно пробиваются светлые волосы, да и лоб высокий, и носик, и ротик, и щечки – всё, как на моих детских снимках! Многие считают, что груднички слишком маленькие, чтобы что-то слышать, видеть, понимать, различать, но я ей всё же рассказываю про всех, кто нам рад, кто нас дома ждёт. Особенно ей нравится про папу с братом слушать – я это чувствую.
Уже почти месяц как мы с ней вдвоём: в клинике карантин, поэтому нас даже в коридор не пускают, ну а нам передачи приносить запретили. Тем временем мы набираем вес, причём обе, крепнем день ото дня, румянец на щеках стал появляться, а за окном дожди, листопад – всё-таки осень. Я на Степнова один раз наорала по телефону, после чего он стал теплее одеваться и на свидания к нам теперь с зонтом приходит – важный до невозможности, а ещё пару раз мне сынок звонил, вопросы такие серьезные задает, рассуждает по-взрослому.
А сегодняшнее утро началось с долгожданных гостинцев! Грудью я не кормлю, поэтому ограничений в сладостях нет: так что в пакете я нашла и сгущенку, и зефир, но только вот откуда Степнов раздобыл натуральный мёд, ума не приложу! Раскидав все по полочкам холодильника, вновь взяла дочь на руки. Медсёстры настоятельно советуют не приучать младенцев к столь пристальному вниманию – не пойму, откуда таких умных понабрали?! Пусть сами рожают и вот тогда уж решают в две или три пеленки пеленать, перекармливать или всё же не стоит! А Саша – моя дочь, и я знаю, что ей без меня холодно и страшно! И лучше бы искупать помогли её, чем мне мозг прочищать своими знаниями!
Наш с дочерью послеобеденный сон был прерван долгожданным появлением родного человека – к нам пришла бабушка. Она с радостью с внучкой понянчилась, позволяя мне тем самым не спеша принять ванну, взамен ставшему уже привычным практически спринтерскому омовению под душем, а после в удовольствие устроить чаепитие.
- Ленусь, можно я сама искупаю нашу малышку? – после того как у мамы пискнул в кармане телефон, не сводя умилительного взгляда с девичьего личика, настороженно поинтересовалась она.
- Конечно! Слушай, а раз карантин сняли, могу я по коридору прогуляться? – она лишь одобрительно улыбнулась в ответ, словно давая понять, что сама мне это хотела предложить.
- Обязательно прогуляйся – тебя на этаже в холле Виктор ждёт. – Не знаю, каким чудом я в пляс сию же секунду не пустилась. То ли сказалась моя внешняя сдержанность, то ли усталость.
Подсушив волосы, надев принесенный мамой новый плюшевый спортивный костюм оливкового цвета, я, немного помотавшись туда-сюда вдоль коридора, незаметно проскочила мимо медсестры из отделения.
Холл. Лестница, лифты, справочный стол, двери, ведущие в другие отделения, два кожаных угловых дивана, журнальные столики, кофейный автомат, какие-то чужие люди и среди них… Мой Степнов! На его широкие плечи небрежно накинут халат, в его правой руке полупрозрачный пакет, в котором новые Мишкины рисунки и какой-то свёрток, перевязанный розовым бантом. Наблюдая за осенним парком, он стоит спиной ко мне.
- Ленок! – нащупав мои ладони на своих глазах, промурлыкал он в полголоса.
- Я соскучилась! – Оказавшись в его крепких объятиях, ещё теснее прижалась к нему. – Ты чего к нам в палату не проходишь? Дочь увидеть не хочешь разве? – По одному его взгляду, полному обиды и досады, поняла, какую глупость сморозила.
- Хочу, не пускают.
- Степнов, что за байки: «Не пускают»?! Маму же мою пустили! – Оттолкнув его, я плюхнулась на диван.
- В том то и дело, что Вера Ивановна – уважаемый в клинике врач! Поэтому её и пропустили! А так хоть и сняли в карантин, но в вашем отделении разрешены только передачи! Видишь, все мамаши сюда сами выходят! Детей выносить тоже не разрешают.
- Против нас постоянно всевозможные условности – бесит жутко! – Я прижалась спиной к его груди, а он, уткнувшись подбородком в моё плечо, крепко обхватил меня за талию.
- Ничего, скоро все будем вместе! Вас когда выпишут, кстати?
- Ну, я в полном порядке, без осложнений. Необходимо дождаться, пока дочь в весе два с половиной килограмма наберет. Сейчас она кило девятьсот восемьдесят.
- За месяц всего лишь четыреста грамм добавила? – возмутился Виктор, но поймав на себе обеспокоенные взгляды посторонних людей, продолжил более тихим голосом: - Ест пусть больше!
- Степнов, не сходи с ума! Нормально она ест – ровно столько, сколько ей нужно, а перекармливать ребёнка я не собираюсь! Думаю, недели две-три и мы будем дома! – Повернулась я лицом к нему, обнимая за шею.
- Да я с ума сойду за эти две недели!.. – прорычал он мне на ухо.
- Шесть лет! Шесть лет мы были в разлуке! – Я уверена была, что больше не увижу, не услышу, не почувствую. – Совсем немного потерпеть осталось!
- Знаю. – Как же он устал! Родной мой… - Давай посмотрим, чего нам тут Рассказовы с Новиковой прислали! – Достал он наконец-то свёрток из пакета.
- Нам это всё велико, - с неподдельным сожалением констатировала я, разглядывая комплект для новорожденных в розовых оттенках и миниатюрное белоснежное платьице.
- Так, Кулёмина, отставить сырость разводить! Без сопливых скользко! – Сложив вещи обратно в пакет, он извлёк из него рисунки. – Вот от сына тебе привет! – И я уселась их рассматривать.
- Вить, а я кофе хочу. – Оторвалась я от красочных листов, почувствовав аромат этого напитка.
- Ещё чего! – И зачем так злиться-то?! Я же не курить попросила! А странно – совсем не хочется, только вот кофе захотелось до трясучки.
- Ну, Вить… - кинула я молящий взгляд на сидящего неподалёку мужика с пластиковым стаканчиком в руках.
- Так сильно? – Я утвердительно кивнула головой в ответ. – Ну, не из автомата же, головой сама подумай! Там не кофе – жижа, гадость редкостная! Дома обязательно сварю для тебя настоящий, хороший кофе, договорились?
- Хорошо.
- Что-то еще? – Присел он рядом.
- Поцелуй меня. – Он нежно коснулся губами моей щеки. – Не так.
- Не при людях же! – увернулся он.
- Я скучаю.
- Знала бы ты, как я скучаю… - выдохнул он, зарываясь носом в мои волосы.
- А ещё я по Мишке скучаю. – Решила я сгладить напряженность момента, да и просто попытать судьбу – вдруг да пустит к сыну. - Мне к нему можно?
- Ненадолго. И без того для тебя одной сегодня впечатлений уйма!..
Витя вёл меня за руку не спеша. Лифт, длинный коридор, халаты, бахилы, шапки, огромное стеклянное окно в полстены, за которым на кровати лежит, толком не набравшись сил, наш сын.
Как же он был мне рад!.. Я махала ему рукой и посылала воздушные поцелуи, а он улыбался и плакал одновременно.
Степнов вывел меня из отделения, сам снял с меня халат и тут же усадил на скамейку. Уткнувшись ему в грудь, я неслышно разрыдалась. Обессиленная я поддалась сну.
Каждый день теперь он стал приходить ко мне. На медсестру я могла оставить дочь лишь ненадолго, поэтому, побыв в объятиях своего мужчины минут пять, спешила обратно в палату. Когда же мама была свободна, она сидела с Сашкой, а мы ходили к Мишке. В такие минуты возникало странное, небывалое раньше ощущение нерушимой семьи, а потом, когда Степнов уходил, от понимания, что я сама собственными руками оторвала себя от них, словно мясо от кости без наркоза, становилось паршиво и гадко. В одно из наших свиданий, когда мы сидели и обнимались в углу диванчика, Вите позвонила его мать.
- Привет, мам. Да хорошо всё, правда. Миша на поправку идёт.
- …
- Я в больнице.
- …
- Нет, не могу ему трубку передать – он спит сейчас.
- …
- Я у дочери.
- …
- Нет, Лена никуда не уехала и не собирается. Она сейчас с Сашей. Мама, послушай!..
- …
- Мама, это моё решение! И в твоём одобрении оно не нуждается! Лена – моя семья, мать моих детей, моя женщина! И что бы ты ни говорила – ничего не повлияет на моё желание создать с Кулёминой семью! Мама, не перебивай меня!..
- …
- Мама, ты мне очень дорога! У нас с тобой на редкость чудесные отношения! Прошу, не стоит их портить! Мама!.. – Я сжала Витину ладонь, от чего он весь напрягся и покрылся мелкой дрожью.
- …
- Я могу сказать одно: смирись! – вскочил он с дивана.
- …
- Я отказываюсь говорить о Лене в подобном тоне! Всё!.. – Он выключил мобильник и кинулся к автомату. Опустошив три чашки горячей жидкости, которую совсем недавно называл гадостью, он немного успокоился. Вывел меня на лестничную площадку, где народа совсем не наблюдалось, и сжал в тесных объятиях.
- Вить, ты с мамой из-за меня поругался. Не надо было… Она права. Я заслужила такое обращение… - Не желая слушать меня дальше, он буквально заткнул мне рот горячим, жадным поцелуем с горьковатым привкусом дешёвого кофе. У меня аж крыша поехала.
- Ей придётся смириться! – Когда он через силу оторвался от меня, у него лихорадочно блестели глаза. - И всем придётся смириться! – Дрожащими руками он начал гладить меня по голове. - Никто и ничто нас не разлучит, поняла?! – И новый, но уже боле мягкий и спокойный поцелуй. - Ты нужна мне, на остальное - плевать я хотел!..

 Отправлено: 09.11.11 09:43. Заголовок: 17. «Где ночь поссо..

17.
«Где ночь поссорилась с рассветом -
Над пропастью безумно злой,
Натянута полоска света
Надежды доброй и живой»

К моменту выписки Саше уже исполнилось два с половиной месяца, десять с половиной недель, семьдесят три дня. С дочерью на руках я не спеша шла по длинному коридору, чуть впереди шла мама и несла сумку с нашими вещами. Мы остановились у дверей, и я вдруг поняла, что жутко волнуюсь. Всё могло быть иначе…
- Хорошие мои!.. – протянул Степнов, бережно нас обнимая. – Кроха, иди к папе! – Уверенные и грамотные движения – Виктор с нетерпением взял дочь на руки. – Александра Викторовна, здравствуй, я - твой папа! – целуя её в лоб поверх шапочки, прошептал он, не пытаясь скрыть переполняющих его счастья и трепета.
- Ленк, это для твоей дочки! – выпалил Серёга, вручая мне куклу.
- Понимаешь, Саша ещё маленькая и в такие игрушки пока не играет. – Потрепала я братца по его пшеничным волосам.
- Ну, когда-нибудь она вырастет же! – вознегодовал дядя новорожденной.
- Доченька, поздравляю! – Отцовские объятия и букет моих любимых закрытых белых тюльпанов. – На Серёжку не сердись – объяснял я ему, что подарок неуместен, но правда у него своя!
- Да ладно тебе, пап! Хорошая кукла! – поспешила я успокоить и его, и обиженного Серёжу.
В ответ отец поцеловал меня в лоб и, взяв у мамы багаж, направился к лифту:
- Домой! Домой, родные мои! – Осознавая, что Мишка сейчас на процедурах, и путь к нему для меня заказан, послушно побрела вслед за остальными.

Оказавшись дома с дочерью, я поначалу немного успокоилась, в какой-то момент мне показалось, что быт налажен, конфликты исчерпаны, и в моей семье (да, это сожительство моих родственников и самых любимых людей я смогла назвать семьей), казалось бы, воцарилась гармония.
Рядом со мной был мой Витя. Он не только поддерживал меня морально, но и действительно помогал заботиться о дочери. По ночам он, как и я, сидел у Сашкиной кроватки. Вахтовым методом мы со Степновым то навещали по очереди Мишку, то убаюкивали Сашку, то помогали с уроками Серёжке. Предоставляя мне возможность выспаться, Витя стирал, гладил, прибирался и встречал с ужином моих родителей.
И я должна бы быть ему благодарна, но из-за зыбкого состояния сына, ночных капризов дочери и собственных надуманных страхов, я нервничала, бесилась, готова была лезть на стену, но на деле срывалась на Викторе. Не знаю, как он терпел, как он понимал и как сочувствовал, когда сам в той же ситуации находился, да ещё и мать не переставала терроризировать его звонками. Она была против. И не просто против - она отказывалась понимать своего сына, она запрещала приближаться мне к её внукам, она слышать обо мне ничего не желала. Истерику на тему: «А может, она права? Может, я тварь, каких поискать, и гореть мне заживо на костре на самой людной площади?!» я загнула в один дождливый вечер до такой степени, что меня увезли на скорой и обкололи успокоительными, и потом ещё долгие пять дней приводили моё давление в норму, после чего в страхе, что Степнов может и в самом деле так же воспринимать ситуацию, я вырвалась домой. Но прежде решила навестить сына после долгой разлуки. Он спал. К нему не пустили. Когда же я поинтересовалась результатами последних Мишкиных анализов, злорадно улыбаясь, медсестра поведала мне, что на овладение подобной информацией имеет право лишь отец мальчика. Попросить о помощи маму возможности не было, поскольку, взяв с отцом отпуск в первые осенние каникулы Серёги, они всей семьей отправились в Париж. От ощущения бессилия у меня всё внутри заскрежетало. Вследствие чего присутствие во взгляде собеседницы неприязни и осуждения заметно возросло. Попросив воды, я направилась следом за ней в ординаторскую, на одном из письменных столов в которой, среди прочей макулатуры лежал позапрошлый номер одного из слегка желтоватых изданий. Вот и стало ясно, от чего меня усердно всё это время ограждали близкие люди. Схватив изрядно потрепанный журнал, я раскрыла его на указанной на обложке странице. Заметка о похождениях Степнова в виде интервью этой самой медсестрички, продолжавшей смотреть так, словно клейма на мне ставить негде. Первые фото Сашки… Возможность обогатиться отключает функцию совести и обостряет причинно-следственное мышление! Прежде чем вручить конверт адресату, скопировала его содержимое – нет, это не начинающий врач, это Штирлиц в юбке! А я?! Спрашивается, о чем я думала?! Правду вот говорят: «Простота – хуже воровства!». Откуда во мне столько наивности – доверить конфиденциальную информацию третьим лицам?! Если бы не карьера родителей, засудила бы весь медперсонал! К предложенному стакану я не притронулась. Я бы разбила его. И в лучшем случае о стену…
Покинув в спешке территорию медцентра, воровато озираясь по сторонам, я с жадностью и как-то второпях выкурила чудом завалявшуюся в сумке крепкую сигарету, от чего меня незамедлительно вывернуло. Прихватив в супермаркете бутылку минералки, отправилась на прогулку в ближайший парк, дабы хоть немного успокоиться, да и выветрить следы преступления. Шурша листвой, я ощущала, что на порядок громче злости в моей крови звучала динамичная, агрессивная, напряженная музыка. Ну, когда? Когда же всё выплеснется наружу, а то очень больно дышать!.. Неоднократные попытки запечатлеть ритмичный порядок нот в записной книжке желанного эффекта не дали.
С возвращением домой я припозднилась. На шум в прихожую вышел Степнов. Кинув небрежное «Привет», скрылся в спальне. А я же расценила ситуацию, будучи под гнетущим влиянием так и не поблекших в моём сознании острых фраз и откровенных реплик, прочтенных несколькими часами ранее. Промокшие ноги, припухшие глаза, обветренные руки – он ничего не заметил, ему не до меня, только вот в клинике он не только сына навещать успевает.
Принимая душ, поймала себя на мысли, что не прочь вернуться в Лос-Анджелес, там кое-что мы со Степновым упустили – ванну вместе не приняли, хотя её габариты более чем позволяли. Сквозь воспоминания, парадоксально ставшие светлыми, подкралось ощущение, что Витя не мой - её.
Я по его рукам изо дня в день тосковала, песни ему посвящала, дурела от тоски, хоть и не знала ничего: не видела, не слышала, не говорила никому об этом, а он тем временем интрижки крутил – без меня жить пытался, с другой!.. И даже болезнь нашего сына не стала преградой, для «возникновения романтических чувств» к той выдре в белом халате!.. Ну да, он же мужик, она привлекательная, милая, участливая особа! Её-то Валентина Владимировна уж точно одобрит, только вот я убогим и обездоленным не помогаю!
- Степнов, скажи, ты меня любишь? – Когда я вошла в спальню, он сидел у кроватки и любовался спящей дочерью.
- Люблю, - прошептал он, подняв на меня глаза.
- Так любишь, что не хочешь! А может, и вовсе брезгуешь!.. – прилагая немало усилий, я перевела взгляд с его оголенного торса на замысловатый орнамент портьер.
- Лен! – приблизившись ко мне вплотную, он слегка сдавил мои плечи. – Не желаю слушать от тебя подобную чушь! – Это я устала выслушивать его корявые отмазки: Леночка, твоему организму необходимо восстановиться! Лена, пораскинь мозгами - за стеной твои родители!.. И так уже больше месяца!
- У тебя учусь! – Интересно, какие сегодня я услышу аргументы в пользу очередного отказа? – Вить, послушай: Серёжка с родителями в отъезде, Миша – в стационаре, Саша – спит ангельским сном, мы – одни во всём доме!..
- Лена, понимаешь…
- Да не хочу я ничего понимать! Я скучаю! Я жутко по тебе скучаю!.. – оттолкнув его с досадой, я начала расправлять кровать, продолжая при этом бубнить себе под нос: - Подумать только, мужик в самом расцвете сил, когда и хочется, и можется, а он каждый раз меня в лоб на ночь целует и отворачивается!..
- Послушай! – развернулась я резко, от чего оказалась слишком близко к нему. Взгляд его прямой, выжидающий, холодный. – С кем из медсестёр у тебя роман?! – Как же мне надоело прикидываться дурой! Слепой и глухой дурой!.. - Нет, не говори – я сама знаю! Николь! Ах, да – в отделении две Николь!.. Пухловатая шатенка, у неё ещё каре! – Странная особа – улыбается постоянно и ни разу мимо меня молча ещё не прошла, нечто среднее между Уткиной и Каримовой! - И не надо так на меня смотреть! Всякий раз, когда сына без тебя навещаю, она уж как-то особенно сильно расстраивается, что ты не пришёл! У вас всё началось ещё тогда, когда ты санитаром в клинике работал, да? – Она уже, небось, русский изучает, да и чемодан в Москву собирает! – Степнов, скажи прямо, что у вас – и я тебя отпущу! – Это блеф. Я буду биться за него, я буду грызться за него!..
- Ну, Кулёмина, ты загнула… - Пошатнувшись, Степнов провёл ладонями по лицу, словно умываясь. - Вот что значит – внучка фантаста! – Он что, оправдываться вздумал? – Я сам по тебе скучаю. Я просто не тороплю тебя, да и себя тоже… Незачем форсировать события – и без того между нами всё слишком зыбко. Зыбко настолько, что ты веришь посторонним людям, вместо того, чтобы мне доверять. Лена, давай договоримся, я не слышал той ереси, что ты выплеснула на меня минутой ранее, хорошо? – Глядя на него исподлобья и снисходительно улыбаясь, я покачала головой. – Неужели, ты до сих пор меня ревнуешь?..
- Ревную. – Да, ревную! – А что мне ещё остаётся делать, позволь спросить?! Да скоро наступит тот день, когда я в темноте твоих рук не признаю! – Скинув тапки, я с ногами забралась на кровать.
Оставив ночник, погасил верхний свет и, сев позади меня, вплотную обхватил мои ноги своими, прижимаясь к моей напряженной спине своей теплой грудью.
- Тебе точно уже можно? – несмело пробираясь руками под мою футболку, прошептал он на ухо.
- Можно. – И нужно!
Он нежно ласкал меня под одеждой, а я вцепилась руками в его колени и, прикрыв глаза, опустила свою голову на его плечо. Вскоре, поджав под себя ноги, я развернулась к нему и, сжав его лицо в тисках своих ладоней, начала целовать своего мужчину. Разомлев от нежностей, Степнов повалился на спину, потянув меня вслед за собой. Развалившись на нём, я до боли в губах целовала его лицо, перебирая при этом пальцами его жесткие покрытые редкой проседью, волосы. Улыбаясь, он без умолку твердил о том, как ему меня не хватало последнее время, да и не только… Его руки тем временем подтверждали каждое слово, от чего вскоре стало жарко, и, стянув через голову футболку, я швырнула её куда-то в темноту. Ощутив его тело собственной кожей, вмиг покрылась ледяной дрожью.
- Степнов, ты изменяешь мне?.. – От одной фразы во рту пересохло, и от страха стало нечем дышать.
- Я тебя когда-нибудь придушу!.. – Рассмеявшись в голос, я случайно прикусила мочку его уха. – Я серьёзно!
Пристально рассматривая в полумраке его глаза, пыталась найти себе оправдания, но путного в голову ничего не шло. Погасив лишний свет, извилистыми дорожками поцелуев самозабвенно начала покрывать всё его тело.
- Прости меня, Ленка!.. – Сливаясь с ним в пьянящем поцелуе, я не могла сообразить за что именно: за то, что захотела уйти когда-то; за то, что всё далеко не так, как он обещал в первую ночь; за то, что я всё же вернулась – за что?..
- Мы так Сашку разбудим, - протянул он смущенно, когда я вскрикнула, ощущая, как его обветренные, крепкие руки, минуя пояс моих пижамных штанов, пробрались под тонкую ткань белья.
- Обещаю, вести себя тихо, – промурлыкала, сдавая себя с потрохами на тему, того, что мне невообразимо хорошо.
- Вряд ли получится! - процедил сквозь зубы, опрокидывая меня на спину.
Я и в самом деле старалась подавлять эмоции и сдерживать рвущиеся из меня вовне, звуки, но это лишь чертовски злило Степнова. Он делал всё, чтобы почувствовать меня настоящую, чтобы с меня слетела шелуха страхов, комплексов, сомнений… Буквально порхая надо мной, он целовал меня, ласкал меня, любил меня!.. Витя любил меня так, что после того, как он обессиленный уткнулся лбом в моё бедро, в моей голове гулким эхом разносилась пульсация – я слышала, как по всему телу кровь билась о стенки сосудов.
Было так сладко, но потом… Та статья была залётной ласточкой. Вскоре пристальное внимание прессы к моей персоне возобновилось в полной мере. В московском аэропорту вокруг меня и моих детей закружилась жуткая суматоха, выбраться из которой возможно лишь с изрядно потрёпанной нервной системой. Стремление вернуться на родину было обусловлено тем, что дома и стены помогают. Может, и так, но не в случае, когда крыша разобрана, а фундамент давно превратился в труху. Латая дыры и прикрывая их неказистыми картинами, я попыталась начать вить семейное гнёздышко, но всё валилось из рук. Я никогда не питала симпатии к неуклюжим прохожим из приторной детской песенки, только в дающих невзначай второй шанс волшебников с некоторых пор я начала верить. Благодаря Мите. Он приехал за мной: едва я разобрала чемоданы, кинулась собирать новые. Нет! Митя не разбивал семью – нечего было разрушать, не принуждал и не пытался прельстить. Мой Митя приехал, сказал, что понял, простил… Я спасла ребёнка – сделала всё, что от меня требовалось, пришло время возвращаться обратно. Он забрал меня с собой – мы вернулись домой, к нам домой – в Лос-Анджелес. Дело всё в том, что именно он – мой человек, а я – его. А Степнов… Я сильнее этой привычки. Митя – только он единственно близкий мне человек. Да, он повёл себя не совсем красиво, когда жизнь загнала меня в угол, но он руководствовался обидой, которую я сама вероломно ему нанесла. Но практически шесть лет он был всем для меня. Он, минуя тернии, тянул меня за собой вперёд, он был моей тенью, моей второй сущностью и, чёрт возьми, именно он подарил мне пресловутое небо в алмазах, в мечтах о котором наивные нимфетки готовы ослушаться умудренных и побитых жизнью мам. Виктор. Кто сказал, будто судьба предопределена? А что, если я не желаю смириться? Что, если?.. Ничего. Просто я взяла и переписала сценарий на свой лад. И не по тому, что так будет лучше или легче. Просто, потому что я так хочу! Поэтому именно Дима. Нас ждёт красивая, яркая жизнь. Мы с ним птицы одного полёта. Он великодушно предложил мне взять с собой Александру. Но нет. И дело даже не в том, что у неё замечательный отец, зачем?.. Я не понимаю, зачем разыгрывать материнские чувства, если можно забыть обо всём, как о жутком сне? Степнов, он оправится – поддержка матери, друзей, случайных опять же женщин… Лишь бы Валентина Владимировна не загнобила его своей коронной фразой: «Я же говорила!» Она победоносно улыбалась, получая от меня официальный отказ от родительских прав, но это была моя победа. Победа над своими же ошибками, победа над своими слабостями - победа над самой собой. Степнов и всё, что с ним связано – это не любовь, это не судьба, это не счастье… Это блажь не образумившейся вовремя старшеклассницы. И искоренять эту зависимость следовало ещё на стадии зародыша, а, не занимаясь самообманом па прошествии более пяти лет, коверкать жизнь себе и другим людям. Неважно, что меня никто не понял. Важно, что я взяла на себя смелость не существовать, а жить, жить, жить!... И спасибо Вите за вдохновение – вскоре у меня множество новых песен появится.

Промаявшись всю ночь, перебирая не самые радужные мысли, под утро я начала подмерзать и, не отрывая головы от подушки, начала исследовать кровать рукой в поисках необходимого источника желанного тепла. Осознав, что соседняя подушка давно остыла, подскочила на месте.
Никого. Совершенно пустая комната. Влажная и холодная простынь. Тело ноет, но только вот разобраться спросонья, где сон, а где явь невозможно. От мысли, что Степнов мне мог лишь присниться, и в комнату с минуты на минуту, требуя продолжения, может войти Дима, затрясло в лихорадке. Я не подпущу его к себе! На сегодня уж точно хватит! И вообще… Пусть он уедет! Без разницы, куда и зачем! На неделю, на месяц, на год!.. Зачем я опять с ним? Ради чего?.. А дети, а Витя?.. Чтобы Степнов позволил быть рядом, была готова в пух и в прах разбиться, а в итоге сама же дала ему под дых. Ну, не верю я!.. НЕ ВЕРЮ! Не могла же я вновь его бросить! Да даже, если бы и действительно захотела, не смогла бы я! Он же загнётся без меня, и даже дети его не спасут! Дети. Наши дети. Мои дети.
- Саша! – прохрипела я, кусая кулак. Девочка моя – она никогда обо мне не узнает, я никогда ее не увижу. Она будет на меня похожей, только милее, умнее, счастливее. – Мишка… - прошептала я, сквозь непроизвольные всхлипы. Сыночек. Он никогда меня не простит, а когда повзрослеет, возненавидит сильнее отца. И лишь бы его здоровье выдержало моё предательство. – Витя! - Как?! Как он мог меня отпустить? – Витя! – чуть громче, но в ответ тишина, а вслед за ней страх – Диме это вряд ли понравится. И что? Что теперь? Мне снова себе сердце равнодушием выжигать? Заново к Мите привыкать? Не только Степнова, но и детей забывать? А если сбежать, попробовать все исправить? Я столько лет хотела вернуться, а что в итоге?.. Нет, Витя на меня и не посмотрит. Да что он, меня и дед то на порог не пустит. Даже он разговаривать со мной не станет. – Витя! – Как у меня только рука поднялась – это же почище ножа в спину! Понять не могу, какой кретинкой быть нужно, чтобы променять его и на… Да хоть на кого! Неужели это всё из-за чувства вины, из-за груза страха и обиды? Сама себя обделила, да ещё с детьми и со Степновым повела себя… Да слов таких нет и быть не может! Не хочу верить! Не хочу!.. Мне же кирдык без них! С табуретки и в петлю! Только табуретку найти.
- Саша! – Окинув комнату затуманенным взглядом, я увидела детскую кроватку, на кресле рядом с которой были стопочкой сложены выглаженные мои и Витины футболки. – Степнов!
Поняв наконец-то, где нахожусь, обернувшись одеялом, кинулась прочь из комнаты на поиски Вити. Нашла его на кухне. Сидя на табурете, мой мужчина держал на руках нашу дочь и поил её из бутылочки. Господи, ну разве смогу я когда-нибудь добровольно от них отказаться, что за бред, а?! От этих заботливых рук, от этих мягких пяточек, от родных голосов?.. Мишины рисунки, Сашулькины улыбки, Витины поцелуи… Вот оно – моё богатство! И ни на какие фальшивые радости я не разменяю своего счастья! Зубами и когтями вцеплюсь в свою семью, и изо всех сил буду держаться за моих любимых! Хоть я и дура, но дарованный авансом свыше последний шанс я по ветру не пущу!
- Фу! Напугал!.. – обняла я его со спины, чувствуя, как сливаясь с его телом, моё освобождается от оков страха. Я Витю люблю, он меня любит, у нас двое детей! Ни за что и никогда я не расскажу и не покажу Степнову этот сон! Только бы самой суметь забыть – и без того психованная! Приснится же такое, Господи!..
- Ты чего по дому нагишом бегаешь? – нежась в моих объятиях, прошептал он безмятежно.
- Вас с Сашкой потеряла, - призналась я честно. – Скажи, мы теперь всегда-всегда вместе будем?
- Вместе навсегда… Разве могут быть сомнения? - протянул он задумчиво, ставя бутылочку на стол, а потом с невесть откуда взявшимся энтузиазмом продолжил радостным голосом: - Куда мы, Ленок, денемся с подводной лодки?! – придерживая одной рукой одеяло практически на весу, второй с нежностью провела по лбу дочери и уткнулась губами в плечо любимого.
- А вдруг не получится?.. – Да, он простил, но не забудет.
- Кулёмина, я тебя не узнаю в последнее время – порой ты меня даже пугаешь. – Свободной рукой он схватил меня за запястье и усадил на свое колено. Глядя на малышку, я прильнула к Вите. - Хватит себя изводить! Послушай, всё же хорошо складывается: Мишу выпишут, и мы домой вернёмся!..
- Забери меня! – Уткнулась я носом в его шею. - Забери меня с собой!.. – И снова слёзы!.. Я и вправду стала какой-то другой: слабой, безвольной, открытой.
- Лен, ну конечно, ты с нами поедешь!.. – Как же страшно возвращаться, зная, во что это может вылиться. – Просить будешь, не отпущу от себя! Поняла? – Поцелуй в макушку. – Поняла, спрашиваю?
- Угу, поняла… - Поняла, что простил, что любит, что нужна. Только бы уберёг, только бы приручил, только бы удержал!..
- Давай успокаивайся, умывайся, одевайся… - Завел прядку волос за ухо, от чего по всему организму разлилась музыка. В последнее время всё чаще прикосновения Степнова вызывают во мне подобную реакцию. Жаль, нет возможности пробежаться пальцами по струнам или клавишам. – Позавтракаем и к Мишке вместе пойдём! – Щелкнул по носу.
- А Саша?
- Наша красавица подросла и окрепла – с собой возьмем! – Старший брат будет ей рад, да и все в клинике поймут, что мы – нерушимая семья. - Увидев нас вместе, медсёстры хоть засматриваться на меня перестанут, а то ты же меня к каждой юбке ревнуешь! – Блаженно расплывшись в самодовольной улыбке, прижался лбом к моему. – Шуруй! – Едва я привстала, дабы проделать заданный маршрут, Витя шлепнул меня по попе.
- Степнов! – рыкнула я, не оборачиваясь, а он лишь заливисто рассмеялся в голос. – Надеюсь, на завтрак не гречка?!
- Что ты приготовишь, то и будем есть!..


очень жду

 Отправлено: 19.11.11 23:05. Заголовок: Девочки, спасибо, чт..

Девочки, спасибо, что вы по-прежнему со мной.
Ольчик


«Ровно дыши капитан моей распущенной души
В этом городе так странно звучит
Безвоздушная тревога.
Жить не спеши, не сдавайся, не меняй на гроши -
Разгорится и погаснет в ночи
Безвоздушная тревога.»

18.
Необъяснимо, но факт – Кулёмина начала завтраки готовить. Да ещё какие! В благодарность я только и способен, что мурлыкать, да потчевать её кофе. А Она – Она Моя!.. И за это можно простить всё. Любуюсь, как она с сыном играет, книжки ему читает, они о чём-то долго шепчутся, и невзначай он засыпает на её руках. И на каждую улыбку дочери она отвечает своей – не менее трогательной и солнечной. И со мной… Нет, не по ночам - днём, когда Сашка в царстве дрёмы, а остальные – вне дома, она не то, что бы нежна и ласкова, она искренна и отчаянна. Но вместе с тем мне тягостно ощущать, что любовь её ко мне вовсе не безмятежна. Каждое движение сковано грузом вины, каждое прикосновение – мольба о прощении. Девочка моя, прости же ты себя! Ради всего святого, прости!.. Мне это нужно даже больше, чем тебе. Поверь, я уже простил – дело за тобой!
Ты же всегда была вольной птицей, а я – дурак - вздумал в клетку тебя поселить. На этот раз буду мудрее – окольцую, да самую крепкую сетку настолько широко растяну, что ты и преград на пути к горизонту не заметишь. Ленка… Лен, ты только не сомневайся ни в себе, ни во мне, ни в чувствах наших. Да, я мужик, но мне тяжело в одиночку перекраивать наши судьбы. Мне нужно, чтобы ты верила. Верила и знала, что мы сможем, что у нас уже получится.
Ты даже с матерью своей в последнее время сблизилась, отец твой уже не старается в стороне держаться – всё более участлив. Знаешь, он мне сказал, что узнай они с Верой о нас в самом начале, осуждать и препятствовать бы не стали. Только я, представляя Сашку одиннадцатиклассницей, этому не верю, поскольку прекрасно понимаю - повыдергиваю и руки, и ноги любой мужской особи, находящийся в радиусе километра от неё. Да, проблемы отцов и детей нам ещё только предстоят, но я уже сейчас знаю, своей лаской ты успокоишь меня.
Успокоишь одним только взглядом, как успокаивала уже ни раз. И откуда в тебе только это?..

- Мама, не кори себя! – Поняв, что собирая сумки, Лена и Вера ведут не простой диалог, застыл в нерешительности у приоткрытой двери. – Знаешь же, всё что ни делается – всё к лучшему!..
- Доченька, ну как ты не понимаешь – мне больно видеть твои беды и мучения! – Тяжело вздохнув, по всей видимости, Вера прижала к себе дочь.
- Обещаю, впредь буду счастливее! – И я помогу выполнить ей это обещание. – Мам, ну не надо! Слышишь? Не плачь!..
- Леночка, я очень виновата перед тобой: я должна была взять тебя с собой в Европу, я должна была быть рядом, я должна была оберегать тебя, заботиться о тебе!..
- Мамочка, ну как ты себе всё это представляешь, а? – Кулёмина ещё в начале восьмого класса навсегда бы покинула Москву. И услышав о спортивной гордости школы от Савченко, я смог бы лишь лицезреть её фотографию на доске почета и вычеркнутую фамилию в классном журнале. – Я бы таскалась по всему миру за вами, училась бы то тут, то там, вероятнее всего продолжила бы семейную традицию и стала каким-нибудь исследователем… - Ленка в белом халате и с микроскопом? Да не смешно! – В завершении ко всему ещё и замуж за холенного немца бы вышла! – Ну а уж это совершенно абсурдно! – Мам, разве так было бы лучше, а? Да, ты была бы рядом, но… Понимаешь, я бы тяготила вас с папой – вы вряд ли добились бы сегодняшних своих высот, да и Серёжка скорее всего не случился бы. – Да, Ленка права – не надо ни о чём жалеть: было и было, сделано и сделано, а кто знает, как оно могло быть, будь оно иначе?.. – И потом, и сына, и дочку я может и позже, но обязательно бы родила – от того самого немца, кстати. Но Витя… Я не хочу представлять, что могла и не познакомиться с ним. – И будь её родители рядом с ней, не покинь они её – мы бы не сблизились, не сдружились. Она бы не нуждалась ни в моей помощи, ни в моей заботе, ни в моём присутствии рядом. – Мам, я люблю Витю. Спасибо тебе, что приняла его, что меня простила, что помогла мне вернуться. Спасибо, что Мишку спасла… - И как Кулёмина держится? У меня у самого глаза влажные. – За Сашку спасибо.
- Родная моя, ты только одного человека должна за всё это благодарить – саму себя!..
- Мам… - Услышав плачь дочери, я направился в гостиную, где она спала под присмотром деда. Самое главное от Ленки я уже услышал, раскрывать секреты её души исподтишка и дальше посчитал недопустимым – и без того я слишком бесцеремонно вторгался неоднократно в ее интимное пространство: личные вещи, стихи, разговоры с третьими лицами…
Увидев меня, Сашка сразу успокоилась, чем вызвала радостную улыбку на лице Никиты Петровича. Поцеловав внучку в лоб, он направился во двор, спустя минут пятнадцать вернулся в сопровождении двух мальчишек: Серёжи и Миши.
Чуть позже нас всех Вера собрала за столом, и, глядя на Кулёмину, я понял, она боится возвращаться в Москву. Здесь – тихий, налаженный быт, а там впереди неизвестность…
Домой мы вернулись в начале июня. Пётр Никанорович к тому времени перебрался на лето в дачный домик своего приятеля Василия Даниловича. Навестив стариков, мы постепенно начали обустраиваться. Ленина комната превратилась в детскую, а гостиная стала нашей спальней. Кулёмина училась быть мамой, хозяйкой, женой, я искал работу, мы все вчетвером гуляли в парке, навещали то деда, то Рассказовых, у которых, кстати, к тому времени тоже подрастал сын, назвали они его Вадимом.
В одно из воскресений в небольшой церквушке неподалеку от дачи Игоря состоялось двойное крещение. Крестными наших детей стали Рассказов и Новикова. Лерка с Софочкой растрогались до слёз, да что до этих впечатлительных особ, если Ленка мне сказала, что глядя на то, как Мишка крестится, я сам пустил слезу.
Парадокс, но с каждым днем Кулемина менялась, становясь при этом все больше похожей на себя прежнюю – именно на ту, которую я и полюбил, кажется, в позапрошлой жизни…

В то ранее душное утро дети крепко спали, да и Ленка ещё спала. Обнаженная, зажав между ног скомканную простынь, она обнимала меня, и даже неожиданная трель дверного звонка не потревожила её. Выбравшись из сладкой полудрёмы и нацепив треники, проскользнул неслышной тенью в прихожую. Каково было моё удивление, когда, открыв дверь, я увидел собственную мать…
***
Утро началось не с поцелуя Степнова, а с его разъяренного крика, доносящегося из-за стенки. Он с кем-то о чём-то спорил… Нацепив шорты с футболкой, я на цыпочках прокралась по коридору и застыла у приоткрытой двери, ведущей в кухню.
- Мама, если ты не поменяла своё отношение к Лене, зачем вообще тогда приехала, а?! – злился Витя на родного человека.
- Сын, эта… Она в очередной раз тебя одурманила, а ты и рад, что она вьет из тебя веревки! Пойми, она предала тебя однажды – предаст вновь! Она не достойна быть матерью, тем более матерью твоих детей!
- Я не желаю слушать этот бред, мама! – взревел Степнов, прерывая Валентину Владимировну на полмысли.
- Виктор, послушай меня! Мать тебе добра желает! Лена тебе не пара! С тобой рядом имеет право быть лишь самая благонадёжная, порядочная, благодарная женщина.
- Мама, да пойми же ты наконец-то: Лена – моя женщина! Моя!.. И что бы ты о ней ни думала и ни говорила, любить её я не перестану! – протестуя, прохрипел Степнов с особой, доходившей до отчаяния, болью в интонации от чего захотелось незамедлительно уткнуться в его плечо.
- Витя, за время работы в убойном отделе я столько аферисток и куртизанок повидала, что, спешу тебя заверить, эта твоя Кулёмина при первой же возможности кинется в объятия того, кто богаче, успешнее и моложе! – Ладно – я, но какую поддержку она сыну оказывает!.. – Ты пригрел змею! И единственная защита – нападение! Ты должен бросить Лену, пока она в очередной раз не причинила тебе боль!
- Молчи! Лучше, молчи!.. – раздался обессиленный гулкий шёпот. Она права. Почти во всём права. От того ему и страшно, и тяжело. – Я одного не понимаю, зачем ты приехала? Зачем?!
- Виктор, сынок, бросай её, и вместе с детьми возвращайся домой…
Сжав губы, дабы не выдать себя лихорадочным стуком зубов, потихоньку прокралась в детскую. Разбудив детей и одев их, заверила Мишку, что мы отправляемся на утреннюю прогулку. Не умывшись и не позавтракав, а лишь прихватив прогулочную сумку с важными для Сашки вещицами, да ключи от квартиры, кочующей по гастролям Новиковой, мы покинули родной дом, сбежали, словно военнопленные из концлагеря. Благо Степновы орали на чём свет стоит и не слышали скрежета дверного замка.

Мишка уплетал творог, в то время как, воюя с желанием Александры то отобрать у меня ложку, то перевернуть тарелку, кормила её кашей и изо всех сил старалась не разреветься, ибо я: во-первых - сильная, во-вторых - мама, а моим детям нужна здоровая, счастливая, успешная мать. И без того слишком много слез в нашей жизни было из-за меня…
- Мамочка, а где папа? – Практически одновременно с тихим вопросом сына раздался звонок городского телефона.
- Ответь – это, наверное, он… - Вытирая со стола, улыбнулась я Мише.
- Пап, привет! – в следующее мгновение протянул тот радостно.
- …
- Да, мы с мамочкой и Сашенькой у Леры дома!
- …
- Что? Бабушка приехала?.. – Я в эту же секунду отобрала у сына трубку.
- Степнов, послушай…
- Нет, это ты, Лена, послушай! – Началось в деревне утро!.. – Что за показательные выступления, а?!
- Во-первых, ничего из ряда вон выходящего не произошло, а, во-вторых, разве ты не понимаешь причину моего поведения?
- Ты всё слышала, да? – спросил он уже тихим и чутким голосом
- Да.
- И что?
- К тебе приехала твоя мать – общайтесь. Мы с детьми мешать вам не будет – у Новиковой перекантуемся.
- Лен?..
- Если Валентина Владимировна, - я нарочито повысила и замедлила тон, - захочет увидеть Михаила, и он сам против не будет, то в моём присутствии во время прогулки – ради Бога!
- Лена!..
- Где мы гуляем – ты знаешь!.. – Отключив трубку, я присела на корточки и обняла вопросительно глядящего на меня сына. Только я уткнулась в его макушку, как о себе напомнила, сидящая в стуле, Сашка.
- И тебя, дочь, я тоже люблю!
Дальнейший день прошёл в привычном русле. За исключением одного… Вити не хватало. И не хватало не только в бытовом плане, но и его взгляда на затылке не хватало, а отсутствие его запаха во вдыхаемом воздухе было проверкой на выдержку… Не могу представить, что однажды будет не важно, что мы с ним вместе. Но как знать…
Собираясь с детьми на прогулку после тихого часа, дрожала, словно девчонка перед знакомством с родителями жениха. Я не боюсь её – уважаю и толику вины перед ней чувствую. Вот ставлю себя на её место и понимаю – за сына бы разорвала, да ещё за такого, да ещё такую…
Мишка рисовал мелом на асфальте цветы для меня, а я с дочерью на руках наматывала вокруг него круги. К нам молча подошли Степновы. Мишка не знал, к кому кидаться с объятиями: и бабушку давно не видел, и утро прошло без папы.
- Лена, здравствуй. - Мать Вити воспользовалась тем, что он с сыном, как по сценарию, отошел за мороженным.
- День добрый.
- Лена, я хочу с тобой поговорить.
- Что Вы обо мне думаете, я знаю. Ни детей, ни Витю я ни Вам, ни кому бы то ни было другому не отдам. Так что, не стоит… - Сашка на моих руках заерзала, поскольку мы недопустимо долго стояли на одном месте.
- Я поговорила с сыном и поняла, что мои слова для него – пустой звук! – Ну и замечательно. – Почему ты позволяешь себе заставлять Виктора нервничать? Что за капризы и почему ты ушла, оставив только записку? – Я так забочусь о нём.
- Не хочу, чтоб он обжегся, вальсируя меж двух сковородок. Вы – мама, Вы важны для него. Я никогда не поставлю Витю перед выбором: либо мама, либо я. Короче, не вижу смысла напрягать всех нас нашим с Вами совместным пребыванием под одним потолком.
- Ясно. Лена, а?..
- Нет, Сашу я Вам подержать не дам, уж извините! А Мише отказать я не могу – так что с внуком можете видеться!
***
Купил Мишке мороженку, Ленке тоже купил. Сидят оба на качелях и лопают, ногами дрыгая. Мама рядом с Мишкой стоит и расспрашивает его обо всём. Откровенно удивляется, когда тот неосознанно Кулёмину хвалит, рассказывая о наших буднях. А я держу Сашку на руках и наблюдаю за всем этим с особой настороженностью. Проводив Ленку с детьми до подъезда, и дождавшись, пока они поднимутся, увидел в кухонном окне Мишку – мы помахали друг другу рукой и, должно быть, одновременно развернувшись, отправились каждый по своим делам…
Когда мы с мамой вошли в пустую квартиру, тишина отозвалась резкой болью где-то в районе солнечного сплетения. Всё могло так и быть: Ленка – мать-одиночка, я – приходящий отец, платящий алименты…Они вместе, и я без них. Не дай Бог…
Мама ужин похвалила, но когда я рассказал, что его Ленка готовила, есть перестала. Спать я её отправил в комнату Петра Никаноровича, а сам достал из шкафа семейный альбом Кулёминых и полночи провёл, в который раз пересматривая Ленкниы фотографии от рождения и практически до возвращения…

 Отправлено: 27.11.11 12:42. Заголовок: Спасибо, что ждёте. ..

Спасибо, что ждёте.
Спасибо моим помощницам buratinka и Elfa
19.

«Научи меня быть счастливым
Вереницей долгих ночей.
Раствориться в твоей паутине
И любить ещё сильней»

- Ленок, привет! - раздался в динамике мобильника мягкий полушепот Степнова.
- Виделись! - он на часы смотрел?! - Чего хотел?
- Я тут подумал, может тебе вещи какие-нибудь занести? - опомнился через три то дня!
- Не стоит напрягаться! - благо у нас с Новиковой один размер - от неё не убудет.
- Может, Сашке что-то нужно или Мишке? - Он же прекрасно знает, что и дети ничем не обделены.
- Степнов, ты ищешь предлог, чтобы прийти сейчас ко мне? В первом часу ночи?
- Да. - И от этого «Да» меня всю в бараний рог скрутило. - Я соскучился по тебе, Лен.
- Жду.
Скрестив руки на груди, я стояла в прихожей, навалившись на стену у приоткрытой двери запрокинув голову на косяк с прикрытыми глазами.
- Витя… - протянула в ответ на прикосновении его тёплых губ к жилке на моей затекшей шее.
- Сладкая моя… - обжёг он своим горячим дыханием мои потрескавшиеся губы, пробираясь нетерпеливыми руками под край яркой футболки с призывной надписью «kiss me».
Я сидела на высоком трюмо, упираясь разгоряченной кожей спины об холодную и гладкую поверхность зеркала, когда опомнившись, оттолкнула от себя Степнова.
- Дверь закрой!
- Чёрт! - смачно выругался он и, защелкнув как можно тише замок, стянул с себя футболку. - Лен, я элементарно уснуть без тебя не могу! Ты это понимаешь? - понимаю, поскольку сама такая же.
- Ну, надеюсь, сейчас-то ты не спать пришёл?..
- Ленка!.. - рыкнул он, подхватывая меня на руки.
- Не туда! - прервала я его на полпути к Леркиной спальне. - Там дети спят.
Гостиная, расправленный двуспальный диван, включенный ночник. Всё как Степнов любит.
Нежности, ласки, поцелуи… Страсть, благодарность, искренность… В тумане, в несознанке, в полузабытьи… Скорость, горечь, обреченность…
Его руки, его губы, его голос. Его тяжесть, его сила, его тепло. Его забота, его желание, его любовь. И он весь - мой, только мой.
- Ленка, спасибо, что свет не погасила: ты у меня самая красивая, люблю на тебя смотреть.
- Тебе спасибо… - промурлыкала осипшим голосом, прижимаясь к его груди. - Спокойной ночи.
- Сладких снов, родная…
Следующим утром во время завтрака мне на мобильник позвонил дед. Он набрал земляники и вот приглашает правнука за первыми летними витаминами. Чуть позже мы с Сашей проводили наших мужчин на пригородный автобус – Мишка ещё долго капризничал, что его место далеко от папы, но никто не поменялся. Поцеловав их, а потом и помахав рукой в окно, отправились на прогулку. Жаркое, душное утро невзначай обернулось бурей. Ветер вторил дождю своим натиском и силой.
Оказавшись дома, мы с дочкой были мокрые, как лягуши и замершие, как пингвины
Обсохли, переоделись, и, прижавшись друг к другу, крепко уснули, словно оберегая друг друга не только от разгула стихии.
- Какая зараза!.. – проснувшись под вечер, проворчала я себе под нос в реакцию на звук домашнего телефона.
- Лена!
- Кто это?.. – Звуки из пересохшего горла выходили с трудом.
- Валентина Владимировна, мама Виктора! – она бы ещё и дату своего рождения уточнила!
- У Вас голос такой взволнованный - что-то случилось?
- Да!.. То есть, нет… Вернее, я не знаю! – Что-то с дедом? Только утром с ним разговаривала – ничего не могло случиться!
- Господи, что-то с дедом?
- Нет. Хорошо, что он ничего не знает, а то – может, и не выдержал бы… - Чего он может не выдержать? Чего?! Разве моей только смерти или смерти?..
- Что с моими мужчинами?! Что с Витей и с Мишей!
- Елена, я сама не знаю! – пытаясь держаться, моя собеседница все же разревелась. – Только… В новостях предали о крупной аварии. Пригородный автобус с фурой столкнулся. Есть пострадавшие и… погибшие. Это именно тот автобус, на котором должны были возвращаться домой наши мальчики! Я позвонила в редакцию – мне сообщили адрес больницы, куда госпитализировали пострадавших. Что делать дальше, я не знаю! – Как, что?! Ехать туда!
- Мы с Сашкой скоро придем, успокойтесь пока – у деда там капли в шкафчике есть – Вы поищите и обязательно примите! – а я что-нибудь придумаю…

- Где Александра? – с порога обрушила на меня свой гнев Степнова.
- Я её под присмотром Софьи Сергеевны оставила – это супруга Витиного друга Игоря Ильича.
- Я с Рассказовыми хорошо знакома. Отзывчивые они ребята.
- Да, вот и автомобиль мне одолжили. Валентина Владимировна, адрес можно? – Я старалась сохранять спокойствие – живых не оплакивают, а мои мужчины – живы. Я это чувствовала.
- А я с тобой поеду…
Я гнала так, словно олимпийскую стометровку с препятствиями бежала, а у финишной черты меня Витя ждёт. И наградой мне вместо медали - наша семья. Моя свекровь лишь крепко держалась за ручку двери и бубнила себе под нос «Отче наш», в то время как я, не стесняясь, выдавала меткие ругательства в адрес тех, кто нас подрезал.
Нарушив пару правил, я и вовсе вошла в азарт, пытаясь уйти от погони дорожного патруля. Но нас все же остановили… Я ругалась со здоровыми мужиками на чем свет стоит. Я ревела и не замечала этого совершенно. Я даже пыталась угрожать, но они меня абсолютно не понимали. Моим спасением стало лишь то, что Валентина Владимировна вышла из салона, показала свое удостоверение, которое и после выхода на пенсию осталось в ее распоряжении. Она вразумительно обрисовала всю ситуацию, и нас отпустили. Опустошив литровую бутылку воды, я села за руль. Но тронуться не смогла – руки были не в ладах с мозгом и жутко дрожали.
- Валентина Владимировна, я бросила, но сейчас мне надо. – И пусть мне потом будет ещё хуже, но сейчас действительно надо! – Не рассказывайте, пожалуйста, Вите…
- А ты стала его слушаться?
- Я не хочу его расстраивать.
- Хорошо…
Я вышла и стрельнула пару сигарет у сержанта. Сидя на корточках у обочины, медленно и глубоко затягивалась, в то время мать Степнова смотрела на меня с нетерпением, граничащим с мольбой, а также с пониманием и неким сочувствием.
Никотин с горечью полыни разлил по всему телу тепло. Защипало горло, да и, вдыхая через нос воздух, чувствовала дискомфорт. От сухого ветра защипало глаза. Первую сигарету я выкурила в компании Гуцулова. Игорь долго не хотел меня угощать и не зря – учуяв, Степнов впервые поднял на меня руку, а все выходные я провела в четырех стенах, и почти полторы недели он ночевал на полу, на матрасе. Боже, какой пустяк!.. И, кажется, лишь услышав, как по рации патрулю передают сообщение об очередной аварии, я поняла, насколько сильно Витя волновался за меня, мою жизнь, мое здоровье, мое благополучие, когда я задерживалась, не предупредив его. А тогда я не хотела слушать упреки. Не понимая, насколько больно, я ранила его наглым заявлением, будто счастливые часов не наблюдают. Под рёв проезжающих машин, до меня дошло, насколько сильно изъедает изнутри боль – боль от страха за любимых. Однажды я их уже теряла. Думала, навсегда… И вот под грузом взгляда Витиной мамы я прочувствовала весь ужас этого «навсегда».
Не докурив вторую сигарету и до середины, затушила её, растоптав кроссовкой об асфальт. Молча села в машину и, выключив кондиционер, открыла настежь окно. Потоки ветра хлестали меня по щекам и понемногу притупляли, бушующую в глубине меня, истерику.
- Лен, я всю жизнь проработала на благо простого народа. Жизнь свою посвятила дому и сыну. И ты знаешь, что после смерти Михаила Васильевича я до сих пор соблюдаю траур. Прошу тебя, не надо… - начала она к чему-то философскую беседу, пока мы застряли в пробке перед переездом.
- Вы вообще о чём? Вы как смеете?! Это же Ваш сын!..
- Леночка, я не о сегодняшней ситуации – речь о вашей с Витей жизни в целом. Он намного старше тебя, а значит – и уйдёт раньше… - Не отпущу! – А ты мать, ты женщина – ты должна быть счастлива, должна жить полной, яркой жизнью, понимаешь?
- Не хочу! Я не смогу без Вити!.. – Нацепив солнцезащитные очки, я резко газанула.

Вбежав в длинный, мрачный коридор, я сразу увидела сидящего на скамейке Мишку. Пока бежала к нему, вспомнила всё в мельчайших подробностях: и то, как узнала о нём, и то, с какими сомнениями ходила срок, и насколько мне было страшно рожать. Я даже самой себе не смела признаться, но мне был необходим Витя. Он же обещал всегда быть рядом, а что в итоге?.. Испытывая нечеловеческую боль, я вспоминала, что раньше часть моей боли всегда брал на себя Степнов. Только даря ему сына, я не имела возможности сжимать его руку. Будь она – наверное, сломала бы, пару пальцев уж точно. Хладнокровно расставшись со своей кровиночкой, я долгое время мучалась ночными видениями, в которых кормила сына грудным молоком. Ощущения были настолько ясными и четкими, что, проснувшись утром, ощущала себя скинутой с небес в самую бездну. А когда я услышала его голос… Когда увидела фотографию… Когда поцеловала… Мой мальчик. Май маленький мальчик. Мой сын!.. Сжав наконец-то его в объятиях, начала целовать без разбора.
- Сыночек, где больно, где стукнулся, где бинтик? С тобой всё хорошо?
- Да, у меня ничего не болит. Совсем ничего. А вот у папы ручка болит. – Обнял меня крепко сынок. – Я так сильно испугался.
- Маленький мой, всё хорошо – мама рядом, мама тебя любит, мама тебя защитит… А где наш папа?
- В кабинете. – Мишка посмотрел на закрытую белую дверь. В следующее мгновение я без стука ворвалась в помещение.
- Женщина выйдите! – крикнул на меня врач. – Вон, я сказал! – А я стояла истуканом и молча смотрела, как полуобнаженный Витя сидит на высоком хирургическом столе, а медсестра в коротком халатике с глубоким декольте накладывает на его правую руку гипс. Ненавижу медсестер…
- Извините её… - вмешался Степнов. – Это моя жена.
- Ну, если жена…
- Витя… - уткнулась я дрожащими губами в грудь любимого мужчины...
***
Позже, уже дома, когда все уснули, и шорохи стихли, я помогала Степнову принимать ванну.
Обмотанный в полиэтилен гипс и уставший Витя в пене. Сидя на краю ванны, я, размышляя о собственных к нему чувствах, о смысле бытия, о словах Валентины Владимировны, водила медленно мочалкой по его груди. Груз его пристального взгляда стал вскоре невыносимым.
- Что? – тряхнула я головой, кидая на него требовательный взгляд.
- Выходи за меня!.. – в ответ я плюхнулась в ванну, разбрызгав пену по кафелю, промочив своим пижамные штаны и рассмешив Степнова своим нелепым видом.
- Но платье я не надену! – запоздал он с предложением лет на восемь.
- Наденешь! – победно ухмыльнулся Витя.
- Степнов, где я, а где платье?! – максимум – штамп в паспорте и поцелуй при свидетелях.
- Ну, на выпускной же ты надевала платье! – Он бы ещё припомнил, когда на утренник в детском саду меня мама снежинкой наряжала.
- На выпускном я хотела тебе понравиться… - продолжая сидеть на Витиных коленях, отвела я смущенный взгляд.
- А сейчас не хочешь?
- А сейчас я уже знаю, что без платья нравлюсь тебе гораздо больше…
- Да, что правда - то правда!.. Ну, ты обещай, что подумаешь ещё, хорошо?
- Хорошо, я подумаю… - А сама вспомнила, как однажды уже точно так же, не сохранив равновесия, плюхнулась на его колени. Мне было страшно, но при этом всё моё нутро приятно пульсировало. Кровь по венам разносила адреналин и эндорфины.
- Знаешь, а я тогда едва сдержался, чтоб не поцеловать тебя…
- Когда тогда? – включила я дурочку.
- Когда завтрак тебе готовил, а ты изъявила желание посуду перемыть! – мягкий смешок. – Это был первый сигнал «Спасайся – кто может!» Я, наивный, всерьез почему-то не воспринял свои ощущения – подумал, что пройдёт, не начавшись. Просто слишком близко оказались, слишком глубоко в мои глаза ты заглянула…
- А когда ты понял, что пропал окончательно?..
- Когда следующим утром ты… - Сглотнул комок.
- Щеки твоей коснулась?.. – провела пальчиками по его лицу, как много лет назад.
- Да… - Прикрыл он глаза, печально улыбаясь. – А потом ты меня с ложки кормила… Слушай, мы не успеем оглянуться, как всё повторится: наступит время, когда ты будешь убирать за мной, кормить меня с ложки и купать – вот как сейчас. Будешь же, да? – а куда я денусь с подводной лодки?..
- Не пойму, это у вас, у Степновых, семейное – о старости и смерти разговоры вести, а?!
- С чего ты взяла?
- Да твоя мама вздумала подготавливать меня к жизни без тебя! Как она не понимает, что я не смогу! Мне думать об этом больно и страшно!..
- Лен, она права.
- Чего она в нашу жизнь лезет?
- Скоро перестанет. Завтра домой уезжает. В гости пригласила нас… - Настороженно посмотрел на меня.
- Выздоровеешь, и с Мишкой съездите.
- Нет, она нас всех хочет у себя видеть.
- Она отношение ко мне изменила, разве?
- Да. Мама, кстати, просила с тобой поговорить…
- Вить, ну я больше не буду! Правда! Прости меня, пожалуйста!.. Я все понимаю, правда! И только не говори, что будто я веду себя, как маленькая, что не понимаю ничего! Всё я прекрасно понимаю! Перенервничала просто жутко! Впредь этого не повторится! Зуб даю!..
- Понятия не имею, чего ты набедокурила… Мама просто настаивает, что Мише необходимо детский сад посещать.
- Это ещё зачем? Я что, плохо о нём забочусь? Ему разве с чужими тётками будет лучше, чем со мной и с сестрой?! Я плохая мать, да?
- Ну что ты сразу всё в штыки воспринимаешь, а, девочка моя? Просто школа не за горами – необходимо к первому классу подготовиться. А тебе с двумя разновозрастными детьми справляться не очень-то и легко.
- Миша и Саша не разновозрастные, а мои дети! Понимаешь, мои!.. Я и без того слишком многого лишила и себя, и Мишку. Я не отдам его в сад, я хочу быть с ним двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю! Я ему пять лет должна, понимаешь пять?! И ему, и себе…
- Ты хочешь наверстать упущенное? – облизнув губы, я покачала утвердительно головой.
- Я сама подготовлю сына к школе, только, пожалуйста, не разлучай нас… не надо никакого детского садика. Я хочу сама воспитывать своих детей, я хочу быть рядом с ними, я хочу оберегать и Мишу, и Сашу… Пожалуйста.
- Хорошо. Только и ты выполни одну мою просьбу, какой нелепой она тебе не покажется… Я хочу обвенчаться с тобой.
- Зачем?
- Чтоб твой долг ни перед детьми, ни передо мною не рос.
- Ты всё ещё сомневаешься во мне?
- Нет, но я хочу замолить грехи и твои, и мои. Я хочу, чтоб нашу семью, наших детей и нашу любовь стали бы хранить с небес…

 Отправлено: 09.12.11 21:52. Заголовок: Дорогие мои читатели..

Дорогие мои читатели, почти полгода вы поддерживали меня, вдохновляли и понимали. Спасибо, что были рядом. Спасибо за душевные отклики, за неравнодушие, за эмоциональность, искренность и участие.
Я чувствовала тепло ваших душ. Вы подарили мне множество счастливых моментов. Эта история стала для меня очень близкой, очень родной, очень ... очень любимой. Как бы не было грустно, пришла пора прощаться. Я знаю, что герои справятся уже и без нас...

Эпилог

«Она на своих плечах
Держит шар земной.
В бесценных мелочах
Останется со мной
Шар держать земной
На своих плечах
В бесценных мелочах
Навсегда со мной...»

Седовласый мужчина почтенного возраста, директор одной из московских средних школ, не спеша, направлялся в актовый зал из своего кабинета. Он тщательно готовился к предстоящему мероприятию: всё-таки десятилетие одного из выпусков, а заодно и приуроченные к празднику его проводы на пенсию. Заслышав знакомые голоса, он остановился неподалеку от вахты. Оставаясь незамеченным, мужчина наблюдал за долгожданными гостями: они добродушно отвечали на расспросы охранника, искренне смущались и откровенно радовались возвращению в родные пенаты.
- Пётр Степанович! - прикрикнул директор на охранника, от чего рука мужчины повисла в воздухе. – Чего это ты удумал казенные ключи первым встречным раздавать?!
- Николай Павлович, совсем у Вас со зрением плохо стало, ну или память уже подводит! – Весь вид служащего демонстрировал немой вопрос: «А в своём ли уме его собеседник?». – Это же Степновы!
- Кто-кто?! – настороженным взглядом обвел директор семью, состоящую из четырех человек. Взрослый статный мужчина держал на руках светловолосую девчушку лет двух-трёх. Рядом стояла его совсем ещё молодая жена, похоже, находящаяся в положении, и крепко держала за руку их восьмилетнего сына, на вид которому вряд ли кто-то даст меньше десяти лет.
- Степновы! - гордо выкрикнула девочка и, смутившись, спрятала лицо на груди у отца.
- Слава Богу!
- Николай Павлович, нам самим порой не верится! – лучезарно улыбнулась некогда спортивная и музыкальная гордость школы, а ныне, если уж и не самая счастливая жена и мать, то наверняка самая благодарная и самая любящая…
- Хотели вот на спортзал взглянуть, - смущенно вмешался в разговор бывший школьный физрук. – Можно?
- Ради Бога, родные мои, ради Бога!.. – Сняв очки, директор потер переносицу и как-то устало, но вместе с тем мудро улыбнулся. – Только прошу вас, не затягивайте с ностальгией: торжественная часть вот-вот начнётся!..
- Не опоздаем! Вечер Новикова открывает песней, которую для неё Лена написала! – не без явной гордости заявил Виктор.
- Знаю-знаю… Полдня эта звезда звук настраивала! – по-доброму рассмеялся Савченко. – Лен, я правильно понимаю, ты - продюсер Леры?
- Нет, занимаюсь исключительно её репертуаром – благо, вдохновения хватает! – Не стесняясь, в порыве нежности прижалась щекой к плечу супруга.
- А ты, Виктор?..
- Полгода как тренер школы олимпийского резерва. Мы в области сейчас живём. Сашка вот совсем недавно начала центр детского развития посещать – её там вовсю хвалят: каждый день какие-то поделки приносит. А Мишка у нас в гимназии учится – без двух четверок почти круглый отличник!
- Спортом-то занимается?
- И спортом, и музыкой!.. И языки иностранные изучает!
- А мы когда с мамой секретничаем, по-английски разговариваем! – внёс ясность объект обсуждения и родительской гордости.
- Рад за вас, ребята. Правда, рад… - Нацепив очки, мужчина взглянул на свои наручные часы. – Я побежал, и вы не задерживайтесь! Без вас не начнем!..

Приветливо скрипнула дверь, окутав вихрем воспоминаний. Сразу повеяло запахом свежевымытого пола. Миша, а следом за ним Александра смело вошли в помещение. Перебирая пальцы друг друга, супруги не спешили переступать порог «колыбели» их непростых, обреченных чувств. Решимости им добавили звуки от ритмичных ударов баскетбольного мяча о паркет.
Сын чеканил ярко-оранжевый мяч, а дочь пыталась взобраться на сложенные стопкой маты.
Каждая молекула воздуха здесь помнила их. Стены хоть и были перекрашены в другой цвет, но до сих пор отражали обрывки судьбоносных фраз…

«Считай, ты – номер первый!» – «В моей жизни уж точно».
«… я всегда рядом…» - «Всегда был и всегда буду...»
«Родителей освободили!..» – «Проблемы лишь сблизили нас всех».
«Кулёмина, раздевайся – покажи класс!» – «Позже я не однократно повторял эту фразу в спальне».
«Что на ужин приготовить?» - «Сейчас только Ленка и готовит. И как готовит!..»
«Между нами ничего не было, но теперь и это закончилось!..» – «Все между нами было: и горе, и радость… Отныне только лишь счастье».
«Прояви уважение к педагогу!
Не вижу причины!..» – «Какое уважение, когда мне любовь свою проявлять хотелось?!»
«Успокой своего Отелло!» - «Как был ревнивцем, так им и остался... К каждому столбу ревнует!..»
«Сколько у нас осталось до выпускного? Два месяца?..» – «И целая жизнь после».

- Ну что, Кулёмина, сыграем? – Степнов призывно завертел в руках мяч.
- Да заигрались мы, Виктор Михайлович, дальше некуда!.. – прикоснулась Лена к своему округлому животу.
- Лен, прости! У меня аж помутнение какое-то… - Мужчина обвел взволнованным взглядом окружающую обстановку. – А помнишь, дрались на этих матах?
- Чего это вы дрались?! – возмущенно вмешался в разговор родителей Михаил.
- Папа учил меня драться.
- Зачем это? – легко забросив трёхочковый, мальчик окинул мать категоричным взглядом. – Он же всегда рядом! Чуть что - заступится!
Вопреки усилиям подавить эмоции, по румяному лицу девушки спустилась одинокая слеза. За четыре года они с сыном настолько сблизились, что он и думать забыл о времени, когда мамы в их с папой жизни почему-то не было.
- Всякий раз, когда ты за меня заступался, тебе самому серьезно перепадало!.. – пристально смотря вглубь глаз мужчины, неторопливо провела пальцами по его щеке.
- Саша!.. – разорвал умиротворенность реальности вскрик мальчика, поймавшего младшую сестру, пытающуюся с матов взобраться на козла.
- Господи!.. – подлетел к ним отец. - Цела? – Уткнувшись поцелуем в макушку дочери, прижал к себе сына. – Берегите друг друга, родные мои, берегите…
- Михаил, за Александру головой отвечаешь! – Подошла к ним Лена.
- Не подведу!..
- Ой!.. – застыв в нерешительности от нового движения, сжалась в комок Степнова.
- Мам?!
- Лен?..
В ответ она приподняла расклешенную клетчатую рубашку, и на её животе оказались три ладони. Положив поверх их свои, девушка прикрыла глаза.
- Мама, у тебя в животике ляля маленькая живёт? – пролепетала Саша.
- Две ляли!
- Правда? – ошарашено прошептал Виктор, прижимаясь ближе к любимой. – Надо у мамы спросить, были ли в нашей родне близнецы раньше…
- Я уже звонила ей. Были… Твой прадед - у него брат был.
- Девочки?
- Девочки…
- Миш, слышал? В малине живём…
- Да, права тогда в десятом классе была Людмила Фёдоровна… - умилилась собственным выводам Лена.
- Ну не зря же она астрологией увлекается! Вот и напророчила!.. Музыка. Красивая очень… - отметил Степнов присутствие внешнего фактора.
- Знакомая, - уточнил Михаил.
- Да это же вступление Леркиной песни! Пойдемте скорее
Схватив детей, они поспешили в актовый зал. Неслышно устроились на местах, оставленных для них в первом ряду, и Новикова запела…
После трогательной песни о школе с приветственными речами выступили директор, завуч и некогда классные руководители собравшихся в зале. По-настоящему приятным подарком стало выступление старшеклассников учащихся на музыкальном профиле. Они напомнили состоявшимся молодым людям о том, как те сами когда-то выступали на этой же сцене. Занимаясь в школьном драмтеатре, ребята поставили сложный, глубокий, с философской подоплекой спектакль «Юнона и Авось».
Выступив на достойном уровне, юные артисты прошлись по стрункам душ зрителей, словно по арфе…
- Тридцать пять лет Кончита ждала Резанова… Какая же это любовь-то была… - потрясенно прошептала Елена.
- Разве только с нашей может сравниться, – сжал её руку Виктор. Для него год и был за пять.
За разговором Степновы не заметили, как на сцене вновь оказалась Новикова. Она сама представила автора своей песни, чем вынудила Лену привстать. Оглянувшись, она улыбнулась и присела обратно.
- «Ранетки» в зале, - шепнула она на ухо супругу.
- Игорь же говорил, что они не приедут?..
- Приехали…
- Тебе нельзя нервничать. – В ответ она вытащила свою ладонь из его. – Ты боишься, что и Дима здесь? – Это было похоже на провокацию.
- Песню внимательно слушай!..
- Давай убежим, давай улетим -
Увидим весь мир своими глазами.
С тобой навсегда - туда, где тебя
Никто никогда не тронет руками.

А я дышу, пока нас двое:
Ты будешь небом, а я луною.
Мы будем жить одной судьбою -
Глаза закроешь, и я закрою.

Возьми сигарет, до моря билет -
На тысячу лет мы город покинем.
Раскрасит рассвет все в розовый цвет,
И этот момент никто не отнимет…
- Я всё понял.
- Уверен?!
- Ну, чтобы лучше дошло, споешь дома специально для меня.
- Не получится.
- Это ещё почему?
- Песню специально для Леры писала – сама таких высоких нот не возьму.
Когда аплодисменты стихли, руководствуясь приглашением Новиковой, гости последовали в столовую.
Там, уже после того, как накормила детей и отпустила их на свободную прогулку в пределах поля зрения, а супруга оставив в компании приятелей – двух Игорей, Степнова подошла к бывшим коллегам. Нюта и Женя сидели в стороне ото всех: Борзова без особого энтузиазма ковырялась вилкой в салате и шепотом ворчала на свою рыжую подругу, безмерно опрокидывающую фужеры со спиртным.
- Привет, девчонки! – с явной дрожью в голосе выпалила Лена.
- Здравствуй. – Брюнетка натянуто улыбнулась под злой смешок Алёхиной.
- Женек, не злоупотребляла бы ты…
- А ты бы молчала! – по-прежнему глядя мимо собеседницы, огрызнулась девушка.
- Жень, тебе нельзя.
- Заткнись, Кулёмина! Ты эгоистично сломала наши судьбы! Предала нас всех и каждую по отдельности! Почему ты тогда не думала о последствиях?! – Сжав губы, Лена низко опустила голову. Глядя на собственный живот, как на оправдание, она боролось с чувством угрызения совести. – Да, не отрицаю: утешение нахожу лишь в спиртном! Но только ты тому виной! Ты!.. Из-за тебя психика Ани не выдержала, и талантливая девочка сейчас закрыта в психушке!
- Жень, перестань! – вмешалась Нюта. – Не видишь, Ленке нельзя нервничать!
- А зачем ей ещё один ребенок?! У неё уже двое! Это у меня никогда не будет!.. И Лужиной! За что этой мымре ребенок?! Да еще и, по всей видимости, от моего Коли! – Лена наконец-то определила, на кого направлен испепеляющий взгляд клавишницы. Рита и Коля Платоновы совершенно случайно встретились несколько лет спустя после выпускного. Завертелось, закрутилось… и вот они весте. Они женаты. Они ждут первенца. Во время подготовки к свадьбе Лена поняла, что хочет видеть в этот день Маргариту. Нашла её номер через общих знакомых, пригласила. С тех пор они тесно общаются. – За что, спрашиваю?! За то, что она меня унижала все школьные годы? Она получала пятерки, списывая у меня, а сейчас счастливо улыбается, будучи с моим мужчиной! Ненавижу!
- Алёхина, успокойся! Один выпад с твоей стороны, и я вызываю скорую! – Степнова решительно оборвала попытку девушки встать. – Твои пьяные скандалы здесь никому не нужны! Лучше объясните, что с Анькой, и почему Натаха не приехала? – Она посмотрела по очереди на каждую из собеседниц.
- Анька… Ну, сама же знаешь, у неё звёздная болезнь, мягко говоря. С твоим уходом из группы она многого лишилась, так скажем. – Нюта старалась быть деликатной. – Психика её не выдержала: затяжная депрессия, попытка суицида… Сейчас она не способна адекватно воспринимать реальность. Она не смогла смириться с переменами в жизни. Находится в частной клинике. Вася постоянно рядом с ней. Рядом с Васей постоянно Дмитрий Геннадьевич. – Лене было важно знать, что этот мужчина не приехал. – А Ната… Она сейчас в Германии, её карьерой родители занимаются.
- Ясно, ну а ты как?
- Нормально. В Англии сейчас живу: учусь, сольный альбом записываю, клипы снимаю… Мне Рина с мужем помогают.
- Молодец. Рада за тебя. – Мягко улыбнувшись барабанщице, Лена зло зыркнула на Алёхину. – Женя, перестань смотреть на Платоновых! В твоих бедах кроме тебя никто не виноват!
- Да я ни в чем их не обвиняю! Я им завидую! И тебе, Кулёмина, я завидую!..
- Жень, не стоит – каждый сам кузнец своего счастья. – Лена присела напротив девушек. – Поверь мне, в твоих силах всё изменить… Только… только Кольку с Риткой не трогай!
- Тоже мне, адвокат дьявола!.. – зло цокнула Евгения.
- Девчонки, привет! – На плечо Лены легла ладонь той, которую обсуждали секундой до. – Здорово, что вы здесь – так хотелось с вами повидаться! – Маргарита искренне улыбнулась, не чувствуя, что воздух пропитан гневом.
- Ритусь, помоги мне моих спиногрызов найти! – Мило улыбаясь, Степнова мягко избежала конфликта, отведя школьную приятельницу от «Ранеток».
- Мам! Мама! – Только девушки вышли в коридор, к ним на встречу из-за угла выбежал Миша. – Саша коленку разбила!
- Господи! Где она?..
Как могли, Лена и Рита ускорили шаг. Вскоре увидели сидящую на полу пока что самую младшую Степнову. На её щеках уже высохли слезы, а на левой коленке сквозь белые колготки пробивались капельки крови.
- Сладкая моя! – Сидя в обнимку с дочерью на стуле, Лена думала о том, что, оставив однажды ради «Ранеток» сына с Витей, она едва не потеряла их навсегда, и сейчас, пытаясь хоть как-то загладить свою вину перед подругами, она не уследила за дочерью.
- Привет, Ленка! – Пока она успокаивала дочку, Маргарита привела своего супруга.
- Привет, Коль! – улыбнулась девушка бывшему однокласснику, а ныне хирургу одной из частных московских клиник. – Сашуль, ты же знаешь дядю Колю? Давай, ему ножку покажем… Дядя Коля очень хороший врач! Добрый!..
- Всё в порядке, Лен, не переживай! Обработать и холодное приложить, а потом мазь специальную, чтобы гематомы не образовалось! Давай мне её – мы в медпункт сходим! Возьмем у дяди Пети ключики и в больничку поиграем, правда, Саш?..
- Угу! – И они ушли. Высокий мужчина унёс на руках маленькую девочку. Мишка убежал вслед за ними.
- Марусь, твой Коля будет замечательным отцом – уж поверь мне!..
- Как Виктор Михайлович?..
- Ещё лучше. Степнов строгий очень – привык всех строить, а Платонов будет просто любить детей…
- Лен, давно спросить тебя хотела… - девушка едва смутилась. – А рожать очень страшно?
- В первый раз – да, а потом… Потом уже рядом Витя был. Осознавая, что вы с ребёнком оба нужны его отцу, рожать гораздо легче. – Девушки присели на диванчик в холле.
- А больно?..
- Больно. Но, увидев глаза своего ребёнка, пусть даже и через несколько лет, понимаешь, что оно того стоит. Марусь, так рассказать тебе что-то хочется… - Степнова расплылась в блаженной улыбке: - Внутри меня две девочки: Варвара и Василиса!.. – прошептала она заговорщицки.
- Вы с Виктором Михайловичем наверняка судьбой друг другу напророчены! – восторженно воскликнула ей в ответ собеседница.
- Может быть…
- Лен, у меня, точнее, у нас с Колей есть к тебе особо важная просьба. Мы хотим, чтобы ты стала крестной мамой нашего будущего малыша.
- Марусь, спасибо за доверие, но я… - Придерживаясь мнения, что столь высокого доверия может заслуживать лишь та, которая поистине является настоящей матерью - беззаветно любящей, бескорыстно дарящей свою заботу - девушка мысленно отблагодарила и судьбу, и Всевышнего и саму себя за то, что имеет. За то, насколько она изменилась, дабы быть достойной своего персонального счастья. – А кто крестным будет? – Особым усилием воли Лене все же удалось побороть в себе необоснованный приступ самобичевания, про который она уже было и думать забыла.
- Игорь Гуцулов.
- О! Тогда без вопросов! – И она лучезарно улыбнулась.
- Ленка, слушай, тут такая тема!.. – К девушкам в компании их мужей подошёл тот, о ком только что шла речь.
- Знаю я уже все.
- Кулёмина, хоть так моя мечта породниться с тобой осуществится!
- Ты своими невинными шутками Степнова провоцируешь! – заметила Лена с укоризной, бросив взгляд на мужа, который, подойдя к ним и услышав последнюю фразу, нахмурился.
- Вить, да пойми ты – никто кроме тебя Кулёмину не укротит! И даже если кто и уведет, вернет с доплатой! – успокаивающе похлопал парень приятеля по плечу. - Ладно, ты своих всех собрал, пойду и я своих принцесс искать!..
Вслед за Игорем, Степновых покинули и Платоновы. Виктор не спеша начал одевать дочь.
- Ленок, ты же устала. Может, домой?..
- Да, домой… К нам домой.
- Мама, помоги! – Мишка, конечно же, давным-давно стал самостоятельным мальчиком, но нет ничего приятнее, чем видеть любовь в самых родных глазах, когда мамины ласковые руки повязывают шарф поверх куртки. – Спасибо! – И поцелуй в лоб. Мама. Его самая лучшая, самая любимая, самая заботливая и нежная мама.
Накинув крутку и взяв сына за руку, Лена направилась к выходу. Лишь у машины их нагнали Виктор и Саша. Усадив детей, девушка сама устроилась на пассажирском сидении. За каких-то пару минут настроение скосило на ноль по непонятным причинам.
Практически всю дорогу она смотрела в боковое окно. Видя её отражение в зеркале, Виктор решил, что она о чем-то сильно сожалеет. Дети спокойно спали под тихое звучание Леркиной песни из радиоприемника. Чем же она может быть недовольна?..
- Лен, ты жалеешь о своём возвращении?.. – Степнов понимал, что окунуться в школьную атмосферу спустя столько лет вряд ли легко, но больше он терзался вопросом, насколько часто супруга упрекает себя в том, что вернулась к НЕМУ.
- Нет. Абсолютно не жалею. - Да, гораздо лучше было бы собраться субботним вечером на собственной кухне с самыми близкими друзьями, чем вот так посыпать язвы едкой солью, но не о встрече же он её спросил… – Да, было тяжело, страшно, но я это для себя сделала. Пойми, мне самой было необходимо… Если бы я поняла, что не справлюсь, сразу бы развернулась и ушла.
- Вряд ли. Мало того, что ты сильная, ты упертая! Всегда и всего добиваешься!..
- Путь к цели легче, если рядом, не враги, а союзники. - За весь диалог Лена впервые посмотрела в глаза своему мужчине. – Зелёный!..
- Лен, давай начистоту! – Пробка образовалась так кстати. – Ты поговорила с «Ранетками» и... теперь думаешь, что зря ко мне вернулась, да?
- Я думаю, что зря уходила… - Под разрывающие тишину клаксоны, Лена потянулась к любимому за поцелуем. – Спасибо, что забрал меня…
- Откуда?.. Куда?.. – прервал он поцелуй.
- Это была не моя жизнь. Спасибо, что забрал меня из той фальшивой игры в свою счастливую семью…
- Прости, что не удержал тогда. - Поцелуи, словно в бреду, по шее, скулам и шрам на лбу…
- Не отпущу!.. – Эхом одно чувство на двоих.


Огромное спасибо за внимание! Спасибо Elfa, buratinka, Failen за колоссальную помощь, вдохновение, поддержку, вправку мозгов! Спасибо всем читателя и комментаторам - ваши отзывы были цельными, осмысленными, аргументированными и искренними - они вселяли уверенность и добавляли оптимизма, ну и, конечно, позволяли разобраться в себе и в собственном творчестве.
Спасибо!

Напоследок фильм по мотивам фика "Забери меня на песню Радиовьетнам в исполнении Би-2.
Приятного просмотра и жду всех в гости.